Рывок. От отличного к гениальному - Мэтью Сайед

Убедительность этого возражения можно проверить на другом примере. Как указывалось выше, ученые из Калифорнийского технологического института работают над тем, чтобы с помощью генной инженерии сформировать устойчивость к раку. Следует ли запретить эти исследования на основании сомнительности средств? Должны ли мы лишить больных раком возможности извлечь пользу из этого «искусственного» метода лечения?

Если приверженцы морали отвечают на этот вопрос положительно, то их позиция выглядит безумной. Получается, что люди должны страдать только потому, что лекарство от их болезни в определенном смысле является «искусственным»? Неужели результат менее важен, чем средства? И если это справедливо для метода лечения рака с помощью генной инженерии, то как быть с другими генетическими изменениями, которые приводят к желаемым результатам, таким как повышение интеллекта или продолжительности жизни?

На этот аргумент консерваторы обычно отвечают, что есть разница между лечением и усовершенствованием. Первое – например лечение рака – возвращает пациента к «нормальному функционированию», тогда как второе – генная терапия для повышения умственных способностей – выводит человека «за границы нормы».

Но если подумать, эта разница оказывается не такой уж очевидной. Именно потому, что предрасположенность к раку является нормой, ученые прилагают столько сил в поисках лекарства против этого заболевания. Недомогания и болезни всегда были нормальным аспектом человеческой жизни. Кроме того, если взглянуть на проблему шире, то причины, по которым мы хотим расширить свои возможности, совпадают с причинами, по которым мы хотим избавиться от болезни: чтобы жизнь стала лучше и полнее.

А как насчет возражения, что генетические средства расширения возможностей – как и химические – являются искусственными? Они тоже выглядят неубедительно. Телескоп тоже является искусственным средством – он улучшает нашу способность видеть на больших расстояниях. Значит, он аморален?

Вот как сформулировал эту мысль Харрис: «Интересно, сколько человек, пользовавшихся биноклем, считали, что нарушают моральные нормы? Сколько человек думали (или думают), что с точки зрения морали существует разница в использовании очков для чтения и театрального бинокля?»

Примечательно, что многие современники Галилея (изобретателя современного телескопа) действительно считали телескоп сомнительным с точи зрения морали, поскольку он наделял человека возможностями, превышающими те, которые были даны ему Богом. Таковы были консерваторы того времени. Нетрудно представить, что на тех, кто сегодня протестует против генетического усовершенствования, со временем будут смотреть точно так же.

Похоже, что в основе сопротивления генетическому усовершенствованию лежит своего рода брезгливость, идея о том, что вмешиваться в структуру ДНК человека – это немного неприлично и нагло. Но такая брезгливость абсолютно необоснованна. Ведь геном человека – продукт непредсказуемого процесса эволюции. Может, пришло время принять безопасное вмешательство в гены, которое поможет улучшить жизнь или избавить от страдания?

Игры с нулевой суммой

Предположим, можно изменить геном человека таким образом, что люди получат иммунитет к обычной простуде. Это усовершенствование сделает мою жизнь немного лучше. Я регулярно простужаюсь, и с удовольствием воспользовался бы новой технологией, которая избавит меня от ежегодного чихания и кашля.

Но, будь у меня такой шанс, я бы хотел, чтобы он был доступен и другим. Это усовершенствование принесет мне пользу в любом случае. Я бы хотел воспользоваться им не потому, что это даст мне преимущество над остальными людьми, а потому, что оно полезно само по себе. Оно имеет внутреннюю ценность.

Теперь предположим, что я спортсмен, специализирующийся на беге на 100 метров, и у меня есть доступ к средству, которое поможет мне бегать быстрее. В данном случае средство расширения моих возможностей принесет мне пользу только в том случае, когда оно недоступно остальным. Если у всех будет доступ к препарату, который уменьшит время на 10 %, то я окажусь в той же ситуации, что и до приема препарата. В спорте (и в любой другой игре с нулевой суммой) усовершенствование, доступное всем, практически эквивалентно усовершенствованию, которое не доступно никому.

Этот пример позволяет нам сказать нечто очень важное о моральном аспекте расширения возможностей. То есть причины, по которым мы приветствуем такие усовершенствования за пределами спорта, гораздо серьезнее соответствующих причин в спорте. Как мы уже видели, достоинство разрешения безопасных средств расширения возможностей в спорте заключается в том, что такая система будет честнее и безопаснее для спортсменов. Но аргументы в пользу безопасных средств расширения возможностей за пределами спорта гораздо убедительнее: они способны одновременно улучшить жизнь всех.

Человечество стоит на пороге новой эры эволюции, движущей силой которой будут не силы естественного отбора, а биотехнологическое вмешательство. Разве вы не хотели бы извлечь пользу из этой удивительной технологии? Разве вы не хотели бы, чтобы она помогла вашим детям? Я бы хотел.

Счастливый финал для Кригера

После начала процесса над Манфредом Эвальдом и Манфредом Хёппнером летом 2000 года спортсмены, чья жизнь была разрушена восточногерманской допинговой системой, внимательно следили за доказательствами, которые собрало обвинение. Сидевшая на галерее для публики бывшая талантливая пловчиха Уте Краузе увидела в зале Андреаса Кригера, которого раньше все знали как толкательницу ядра Хайди. Это была любовь с первого взгляда.

Я знакомлюсь с Краузе, когда она приезжает за Кригером после того, как он закрывает свой магазин военного снаряжения в Магдебурге. Эта высокая женщина с внимательным взглядом и милой улыбкой с удивительной откровенностью рассказывает о том, как на нее повлияла восточногерманская допинговая программа, а также о своем невероятном романе с Кригером.

«В школе я очень хорошо плавала, и в 1973 году меня пригласили в спортивный клуб “Магдебург”, – рассказывает она. – Тренеры были очень довольны моим прогрессом, и в 1977 году они начали давать мне голубые таблетки. За несколько недель я поправилась на 15 килограммов. Подумав, что я слишком много ем, я начала отказываться от еды. У меня было такое чувство, что я живу в чужом теле».

Краузе, имевшая один из лучших в мире результатов на дистанции 200 метров на спине, начала страдать от сильной депрессии. После попытки самоубийства в 1983 году, когда она, приняв большую дозу снотворного, очнулась в луже рвоты, Уте поняла, что пора уходить из спорта. Четыре года спустя, во время стажировки в качестве медсестры, она осматривала пациента и вдруг увидела голубые таблетки, которые принимала, когда занималась плаванием.

«Я не могла поверить своим глазам, – говорит она. – Меня убеждали, что это витамины, но когда я посмотрела на описание, то поняла, что это сильнодействующее рецептурное средство, которое назначают людям после химиотерапии. Я была в шоке».