Война затишья не любит - Алескендер Рамазанов

Голоса удалялись, и Астманов не сумел расслышать конца фразы. В принципе она не несла информации, так, пропагандистская накачка, но ведь есть же мысль, зовущая этих людей к жертвам. Не деньги, не водка и не бабы – это точно. Власть? Таджик, пуштун, узбек сможет властвовать только над своими, и в родных пределах. Это не еврей, не турок или англосакс. Поэтому и было интересно, вот так, из первых уст, услышать, но, увы, ночные гости ушли.

Астманов выждал полчаса, не шевелясь, перебирая в мыслях услышаное. Много интересного! У Арзаева в батальоне есть информатор моджахедов. Это подарок Самко, Марата расстраивать не стоит. Вычислить несложно: родственники на севере Афганистана, прошлое в Союзе, деньги, возможность контактов с афганцами. Сколько человек пошло с Арзаевым? Не более пятидесяти. За неделю «пробьют» всех! А вот полковник, точнее подполковник – начальник разведки – это почти фантастика. Ничего, Самко не отвертится – за первую информацию обменяется второй. Даром никто не работает. И чего огород городить, если в батальоне «источник», в руках у моджахедов – начальник разведки, Сеид-ака – ясновидец и «грушники» работают под его прикрытием. Выходит, на равных воюем. И победа будет «одна на всех, мы за ценой не постоим».

Весь военный скарб, ботинки и куртку Астманов оставил в траншее, откуда днем вынули «итальянки». «Сюрпризов» там не было. «Тупой и ленивый» Файзали был обернут в синий пластик, а это значит, что моджахеды сняли возможные сюрпризы «спецов». Капсулу, пахнущую авиационным бензином, на этот раз проглотил не раскрывая, запив теплой кисловатой водой – перед выходом растворил во фляге порошок аскорбинки. Нащупал в пистончике пластиковые шприц-тюбики антидота – это для успокоения.

Все. Пошло… Полыхнуло перед глазами зеленоватое пламя… Кровлю дома сорвем… Давно было… А где она сейчас?.. Хаос, рождающий… нас погубили… Ну, валькирии-гурии, ведите…

Вибрирующий звук опасности… Только не забыть. Назад… В тишину. Чертов огонь. Слепит. Нужно же что-то видеть. Флейта – это хорошо… На афганской стороне играет мальчик на свирели… Кого ты там смущаешь, крысолов проклятый. Одна палочка и семь… Нет, здесь пять ладов… Музыка сфер… Пять… Пять… Здесь… На колени… На колени!

Судорогой свело шею. Скорчившийся, медленно приходящий в себя, Астманов вырвал из подключичной ямки всаженный до отказа шприц-тюбик с антидотом. Мог бы и в глаз ткнуть, один хер, кроме зеленых чертей, ничего не видно. Вторую порцию вколол в бедро. Дурнота медленно покидала сознание, только вот засела в глубине незатейливая дикая мелодия. Он лежал ничком на песчаной проплешине. Саднили исколотые босые ступни. Рыть, быстрее рыть – светлеет. Если нет там дорджи, то хоть окопчик славный будет. Но есть! Захлебывается, просвистывает флейта. Так, клочок задубевшей кожи. Это знакомо. Скрежетнула лопатка. Теперь руками. Она любит руки…

В предрассветной мгле со странным чувством Астманов рассматривал позеленевшую медную коробочку величиной с ладонь. Ее тяжесть настораживала. В конце концов он осторожно поддел край находки широким, коротким ножом. Тускло блеснула россыпь желтых узорчатых шаров, среди которых куском угля смотрелся черный осколок – слегка изогнутая пластинка с ромбовидным сечением. Не отдавая себе отчета, Астманов прижал острый излом к правой ладони и чиркнул по среднему и безымянному пальцам…

Четки (или бусы?), украшенные сложным геометрическим орнаментом, он ссыпал на дно ранца. Осколок дорджи примотал к гранате, которой суждено было стать, в случае чего, последней гранатой в его жизни, и спрятал ее в подсумок. Остальное оружие разложил рядом и, не поднимаясь с колен, занялся углублением окопчика. К восходу солнца «дзот» был сооружен. Теперь дело за вертушками. Он поборол искушение, бросив все, бежать через пустыню, к Шибакли. Моджахеды не спустят глаз с высоты. Сидят небось в таких же норах, укрывшись серо-желтыми одеялами из верблюжьей шерсти – в десяти шагах не различишь…

Рокот двигателей проник в сонную одурь вовремя, еще бы полчаса, и Астманов просто бы сомлел – ищи потом его в окопчике, прикрытом брезентом. Пара шла от Шибакли, набирая высоту по мере приближения к Сары-тепа. Астманов вытянул кольцо «красного дыма» и отшвырнул его вверх по склону. Окопчик он предусмотрительно не покинул. И правильно, поскольку через несколько секунд над его головой начали посвистывать пули, а на вершине холма взметнулись фонтанчики пыли. Ухо различило приглушенную расстоянием дробь станкового пулемета. Астманов молил небо, чтобы только не ввязались вертушки в преследование моджахедов, такой расклад был бы верной гибелью. Если «горбатые» еще могли отвязаться от «Стрелы», то афганские летчики, на потрепанных «восьмерках», вряд ли…

Один из вертолетов, круто отвернув, пошел на облет высоты, одновременно поливая из пулеметов ее склоны, второй начал снижаться. Выскочив из укрытия, Астманов, согнувшись в три погибели, петляя, побежал к вершине, где расплывалось красное облачко. Под ногами несколько раз цвикнуло, крупные песчинки врезались в лицо. Подбежав к зависшему вертолету, Астманов ухватился за веревочный трап. В салон его втащил Вислица, поскольку на середине трапа Астманова покинуло сознание. Но ко времени приземления и рулежки на стоянку афганских ВВС он был в полном порядке, наверное, потому, что Вислица влил в него двести граммов водки из плоской фляжки.

Поздним вечером все четверо собрались в дальнем отсеке редакционной палатки. Астманов выложил на стол россыпь узорчатых шаров и черный осколок дорджи. Самко критически осмотрел находки:

– И это все? Могли бы больше положить.

– Было, очевидно, больше. Думаю, что коробочка – вторичное захоронение. Наша была коробочка, советская, из-под оптики или другого прибора. Просто тот, кто нашел, понимал, что обречен на смерть в любом случае – отдаст, не отдаст. И взял самое главное. Камень, что тверже алмаза, и вот эти шары с какими-то знаками. Любопытные шарики. Я уже посмотрел кое-что.

Астманов подвинул к четкам кольцевой магнит от динамика.

– Золото не притягивается магнитом, да? Цветной металл. А теперь другое. Эти шарики-ролики разного диаметра. Вот самый крупный, вот помельче. Почти незаметно. И вот я выстраиваю их от большого шара по мере убывания… Попробуйте разорвать ее.

Вислица подергал за концы четок. Они натянулись, завибрировали, сопротивляясь разрыву.

– Занятно… Не хуже, чем семь резных шаров в одном. Да еще из разного материала. Есть такая игрушка, в Эрмитаже видел. А осколок твой, он что может? – скептически отнесся к увиденному Самко.

– Ничего. Песни поет дикие. Не слышишь? Дальше смотри. – Астманов накинул «четки» на шею, соединил концы. – Вот. А что дальше – не знаю. Если постучать по центральному шарику – размыкается. Сначала концы, а потом вся цепь… А теперь о делах насущных. Червонцы оставьте себе – пригодятся для добрых дел. Как раз поровну, по пять штук. Пять, оказывается, тоже магическое число. Дальше. Марат, у тебя в батальоне есть солдат или офицер, работающий на моджахедов. Причем выходит на хороший уровень, действующий. Все, что мы делали в Хош-тепа и на холме, уже к ночи духи знали в подробностях. Еще. Сегодня ночью, на участке между Хош-тепа и Кашгузаром, духи перебросят на нашу сторону важный груз, каким-то «тигрятам». Позывной «Джахангир». За точность информации отвечаю. И последнее: в дивизии что, пропал начальник разведки?