Великий Тамерлан. "Сотрясатель Вселенной" - Яков Нерсесов

В-третьих, выставив вперед Сторожевой и Передовой полки – заведомых смертников, он вынудил враг потерять на них с самого начала всю мощь своего первого удара с разгона и в дальнейшем ордынцы уже не столько пронзали плотный строй русского Большого полка, сколько пытались его продавить. Образно говоря, вся мощь удара молотом в одной точке, разрушающей строй противника, оказалась разменяна на равномерно распределенное давление по всей большой площади максимально плотного русского строя. Таким образом, русский князь опять-таки свел битву к наиболее выгодной для него примитивной «сшибке-свалке».

В-четвертых, Мамай счел, что самым слабым местом в русском построении является их правый фланг: здесь строй не был столь плотным и он был больше растянут, чем остальная позиция. В надежде на быстрый прорыв и выход в тыл русского центра, он поначалу бросил большую массу своей конницы именно туда. Когда ордынские тумены перешли на галоп, то на огромной скорости влетели в целый ряд оврагов, которые не были видны ни с Красного Холма, ни даже с близкого расстояния. Разогнавшаяся многотысячная конница завалила собой овраги и двинулась дальше, но уже не столько прытко. Перед ней выросла новая цепь оврагов. Теперь она медленно спускалась в них и медленно поднималась из них наверх. Там ее ждали давно изготовившиеся к приему дорогих гостей русские, сноровисто сбрасывая их обратно. Так таранный удар конницы превратился в медленный наскок и массовую гибель коней и всадников в оврагах и только потом – от рук русских воинов полка правой руки. Бессмысленная потеря лучших багатуров левого крыла ордынской конницы из-за недочетов командования не могла не сказаться. Так уже в самом начале сражения потери атакующей стороны сильно превышали потери обороняющейся стороны. Не потому ли Правый полк Андрея Ольгердовича не только без проблем отразил атаку ордынцев, но и сам неоднократно переходил в контрнаступление, но возвращался, памятуя о недопустимости разрыва со стоящим на месте и отбивавшимся от наседающего неприятеля Большим полком. Только после неудачи на правом фланге русских, Мамай бросил все свои силы в центр, где вскоре «благополучно» увяз в критически плотной массе Большого полка русских.

В-пятых, князь Московский неспроста поменялся снаряжением и вооружением со своим ближним боярином Михаилом Бренком, ставшим под великокняжеским стягом. Скорее всего это был тонкий психологический расчет: все мурзы Мамая стремились как можно скорее прорубиться к знамени русского полководца в надежде найти там великого князя и обязательно убить его. Во все времена потеря знамени и тем более, командующего, вели к психологическому перелому в сражении, вслед за которым следовал и разгром армии. Ценой огромных потерь ордынцы добились своего: стяг свалили, «великого князя» убили! В этот момент им показалось, что битва выиграна и они даже перестали рубиться, готовясь торжествовать победу. Напор прекратился. Затем обман выяснился, но боевой порыв ордынцев, они яростно сражались ни один час, уже был утрачен – цель сражения оказалась потеряна! Ордынцы еще бились, но уже как бы по инерции и битва в центре окончательно превратилась в массовую сшибку-свалку без конкретной цели для атакующих. Непрерывно атаковавшие до этого момента ордынцы не только подустали, но и отчасти пали духом. В-шестых, великого князя Московского не так-то просто было убить! Он не был одет в одну лишь кольчугу простого воина, как это можно было бы подумать. Специально для этой битвы ему выковали кольчугу из лучших сортов железа. Именно на нее он надел голубую броню – латы из металлических пластинок, которая по качеству ничем не уступала рыцарской броне западноевропейских рыцарей той поры, например, германской! И только потом, он облачился в кольчугу рядового бойца-пехотинца. Именно эта трехслойная защита тела Дмитрия Ивановича, скорее всего и спасла ему жизнь. Его и кололи, и рубили, но не убили, а лишь оглушили, очевидно, ударно-дробящим ударом (палицы, шестопера, чекана, клевца) в голову – недаром его шлем оказался помят сразу в нескольких местах. Великий князь получил такое количество ударов (но не смертельных), что к концу битвы по совокупности оказался в тяжелейшей контузии. Не исключено, что именно она потом и станет причиной его достаточно ранней смерти – в 39 лет в 1389 г. (Скажем сразу, что столько мощных ударов в голову получает лишь боксер: к концу жизни обычно страдающей ужасной болезнью Паркинсона – Прим. Я.Н.) В-седьмых, увязнув в центре (бойцы бесцельно давят друг на друга и горы трупов превращаются в непреодолимую «стену» как для ордынцев, так и для русских), Мамай принимает, как ему тогда казалось, единственно правильное решение: сосредоточивает максимум сил против полка «левой руки», где еще нет такой ужасной скученности и таких потерь. И хотя его воины уже изрядно устали, но у них еще есть силы и численное превосходство и здесь еще можно попытаться добиться успеха, надо только поднажать. И действительно полк «левой руки» начинает подаваться назад, отходя от рощи «Зеленая дубрава». Открывается брешь для конного броска в тыл русским! С высоты Красного Холма Мамай это видит и, не теряя времени, бросает в бой свой последний резерв – элитную кавалерию, которую он так берег для решающего удара. Как только она прорывается в тыл русским, ее саму поражает с тыла отборная конница Андрея Серпуховского и Боброк-Волынца, несколько часов «пролежавшая в травке» под дубами и, наконец дождавшаяся своего часа. «Козырной туз» Мамая оказался бит… «джокером» Дмитрия Ивановича! Впрочем, это всего лишь гипотеза возможного развития событий на поле Куликовом, где мало героики и много трезвого расчета. Но еще раз повторимся, что все это можно принимать внимание при условии, что Куликовское сражение случилось именно там и именно так, как об этом предпочитают повествовать отечественные летописи. А вот с этим у критически настроенных исследователей есть большие сомнения…

Не секрет, что реальный ход развития событий на поле Куликовом установить по летописным источникам очень сложно, если просто невозможно. На ум приходят разного рода интерпретации слишком хрестоматийного финала сражения: яркая концовка битвы – удар русского засадного полка в тыл прорвавшимся басурманам. Этот канонический штрих очень напоминает другую легендарную битву в истории Святой Руси – удар засадной конной дружины самого князя Александра Всеволодовича в тыл зарвавшейся немецкой «свинье» в Ледовом побоище.

В связи с этим представляется возможным и даже нужным заодно провести раскадровку и этой судьбоносной битвы из истории Святой Руси, благо у нее есть некоторые общие «параллели» и сюжетные линии с интересующим нас побоищем на поле Куликовом.

На самом деле, Ледовое побоище – 5 апреля (по Новому стилю – 12 апреля) 1242 г. – одна из тех особо почитаемых битв (наряду с Невским сражением и Куликовской битвой) в летописной истории Святой Руси, где до сих пор очень много неясного. Сколько же немцев сражались с русскими на льду озера, где конкретно проходила эта битва и, наконец, кто же стал победителем в ней? Отечественные и зарубежные историки, используя свои летописи и предания (Новгородская летопись «Житие Александра Невского», Новгородская первая летопись, Софийская первая летопись, Симеоновская летопись, Лаврентьевская летопись и ливонская «Рифмованная хроника», т.е. написанная в стихах), свои «аргументы и факты», по-разному излагают и повествуют о ходе этой битвы. Впрочем, это естественно: так было, так есть и так будет у всех народов – идеология вещь крайне актуальная во все времена! Как следствие, у нас до сих пор весьма смутные представления о том, как все могло быть на самом деле в Ледовом побоище. Вряд ли когда-либо ситуация изменится к лучшему: слишком многим это невыгодно, в первую очередь власть предержащим, да и ментальность большинства россиян к этому просто напросто не готова.