Анти-Суворов. «Ледокол» опровергнут! - Сергей Жевалов

Так могли бы говорить сталинские дипломаты, если бы Советский Союз имел тысячу „ТБ-7“. Но Сталин от тысячи „ТБ-7“ отказался…

Можно ли понять мотивы Сталина?

Можно.

Если перевести тысячу „ТБ-7“ на язык шахмат, то это ситуация, когда можно объявить шах неприятельскому королю еще до начала игры, а если партнер решится начать игру, – ему можно объявить мат после первого хода.

…Итак, одним росчерком сталинского пера под приказом о серийном выпуске „ТБ-7“ можно было предотвратить германское вторжение на советскую территорию. Я скажу больше: Сталин мог бы предотвратить и всю Вторую мировую войну».

Страницы 360–361: «…Полковник нигде ранее не отличился (и не отличится в грядущем), но Сталину не нужны не только „ТБ-7“, но и командиры, доказавшие умение применять тяжелые бомбардировщики.

Кажется, нет такой ситуации, в которой „ТБ-7“ окажется лишним.

Если Сталин намерен предотвратить Вторую мировую войну, „ТБ-7“ нужны. Если Сталин решил позволить Гитлеру развязать мировую войну, а сам рассчитывает остаться нейтральным, то тогда „ТБ-7“ очень нужны, как гарантия нейтралитета.

…Если Сталин решил дождаться германского вторжения и потом нанести контрудары (историки очень любят эту версию – так и пишут: планировал сидеть сложа руки и терпеливо ждать, пока Гитлер не стукнет топором, а уж потом намеревался ответить), то для ответного удара ничего лучшего, чем тысяча „ТБ-7“, вообразить нельзя».

В этой главе английский мистер рассказывает с неприязнью – так и пишет на 517-й странице: «А у меня давняя ненависть к адъютантам и порученцам», – о герое Гражданской войны генерал-лейтенанте Хмельницком Рафаиле Павловиче: «После Гражданской войны Хмельницкий становится порученцем (то есть выполняющим поручения особой важности) при командующем Северо-Кавказским военным округом. Потом – работа в штабе Московского военного округа. Далее следуют военная академия и должности: командир полка в 1-й Московской Пролетарской стрелковой дивизии, порученец Народного комиссара по военным и морским делам, возвращение на командную работу, на ту же должность – командир полка в 1-й Московской пролетарской, далее – заместитель командира этой дивизии, через короткое время – командир этой лучшей дивизии Красной армии. После – порученец Наркома обороны СССР.

В 1940 году в Красной армии введены генеральские звания. Рафаил Хмельницкий получает звание генерал-лейтенанта, в те времена – три звезды. Весной 1941 года генерал-лейтенант Хмельницкий назначен командиром 34 стрелкового корпуса – самого сильного из всех стрелковых корпусов Красной армии».

А вот как он расписывает христопродавца344 Власова в следующей главе на странице 539: «Власов командовал 99-й стрелковой дивизией, которую в короткое время превратил в лучшую из всех трехсот дивизий Красной армии. В ходе войны 99-я стрелковая дивизия самой первой из всех получила боевой орден. Но Власов ею уже не командовал: после того, как Потапов поднялся на 5-ю армию, Власов занял его место командира 4-го мехкорпуса во Львовском выступе. В ходе войны Власов покажет себя как один из самых талантливых советских командиров. Под Москвой Западным фронтом командовал Жуков, а 20-й армией Западного фронта – Власов. Операция 20-й армии на реке Ламе до сих пор изучается как образец ведения внезапного наступления. Правда, при этом имя Власова не упоминается».

Здесь мистер Резун снова манипулирует эмоциями читателей. Все ставит с ног на голову. Если сравнить его мнение о двух советских генерал-лейтенантах, то окажется, что предатель Власов – герой и оперативный гений, а герой Гражданской войны, кавалер двух орденов «Красное Знамя» Р.П. Хмельницкий – «ворошиловский холуй».

Это его личное мнение. Во всех своих книгах мистер Резун воспевает своего брата-предателя Власова, всячески оправдывает содеянное им. Обеляя Власова, английский мистер пытается оправдать свое предательство. Видно, тяжела иудина ноша, мучает его совесть о содеянном, «мягонько так милые кошечки по сердцу скребут…»345

На 528-й странице мистер Резун лжет, рассказывая о том, что у Г.К. Жукова был только один вид наказания подчиненных – расстрел: «Жуков не был мелочным. Он не любил наказаний типа выговор или строгий выговор. Жуковское наказание: расстрел. Без формальностей. Прибыв на Халхин-Гол с неограниченными полномочиями, он использовал их полностью и даже немного перебрал. Он действовал решительно, быстро, с размахом. Генерал-майор П.Г. Григоренко описал один случай из многих.

Вместе с Жуковым из Москвы прибыла группа слушателей военных академий – офицерский резерв. Жуков снимал тех, кто, по его мнению, не соответствовал занимаемой должности, расстреливал и заменял офицерами из резерва».

Маршал Советского Союза Георгий Константинович Жуков – символ Великой Победы. Именно поэтому на него обрушивается сейчас основной шквал атак историков-ревизионистов. Слухи и сплетни о его расстрелах – это все мифы. Наоборот, пишет В.Р. Мединский, постоянно в его приказах – выговоры подчиненным, с обещанием отдать под суд, под трибунал: «у вас недопустимые потери в живой силе», «ваши потери говорят о вашей некомпетентности и неумении руководить», «объявляю вам неполное служебное соответствие», «вы будете сняты с должности»346.

На страницах 534–535 английский мистер вдохновенно врет и рисует вымышленную им ситуацию о том, что якобы Красная армия от Львова до Берлина по «единому стратегическому коридору» могла пройти победным маршем летом 1941 года: «Но самый главный удар – из Львовского выступа: укреплений впереди нет, реки в верхнем течении узкие, вдобавок правый фланг наступающей советской группировки прикрыт горами. Местность от Львова до Берлина по военным понятиям – единый стратегический коридор. Удар из Львовского выступа, если для его проведения привлекаются достаточные силы (а они привлекались), отразить невозможно. Такой удар не только выводил советские войска в промышленные районы Силезии, но и отрезал Германию от источников нефти и от главных союзников. Удар из Львовского выступа раскрывал сразу веер возможностей.

Создавалась ситуация, о которой могут мечтать стратеги и шахматные гроссмейстеры: один только ход, но он ломает всю структуру обороны противника, нарушает все связи и создает угрозу сразу многим объектам. Именно таким мог быть удар из Львовского выступа, он давал возможность развивать наступление на Берлин или Дрезден. Если противник будет защищать Силезию, то можно было повернуть и нанести удар в направлении балтийского побережья, используя Вислу и Одер для прикрытия своих флангов. Такой удар отсекал германские войска от их промышленных районов и баз снабжения…

Жуков планировал и еще один удар, как мы знаем, неотразимый и смертельный. В Румынию. И для этого предложил не разворачивать еще один фронт позади Западного, а вместо этого развернуть его на границе Румынии…»

А в книге «Ледокол» в выдуманной им «войне, которой не было», он рисует ситуацию не столь радужную: «Из района Львова самый мощный советский фронт наносит удар на Краков и вспомогательный – на Люблин. Правый фланг советской группировки прикрыт горами. На левом фланге разгорается грандиозное сражение, в котором Красная армия теряет тысячи танков, самолетов и пушек, сотни тысяч солдат. Под прикрытием этого сражения две советские горные армии, 12-я и 18-я, наносят удары вдоль горных хребтов, отрезая Германию от источников нефти. В горах высажены советские десантные корпуса, которые, захватив перевалы, удерживают их, не позволяя перебрасывать резервы в Румынию.