Прошлая настоящая жизнь - Елизар Лазовский

– Ну, так рассказать вам историю про вас? Пожалуйста. Лида в состоянии легкого транса нарисовала портрет Константина, а Марк принял его за портрет Василия Ивановича, так как с Константином знаком не был. Здесь надо отметить, что Марк молодец, не стал проявлять спешки и признался, что узнает портрет, не сразу, а только после того, как посоветовался со старшими товарищами. Лида проявила настойчивость, и Марк, естественно с нашего одобрения, познакомил Лиду и Витю с Василием Ивановичем. Здесь вы показали чудеса интуиции и поняли, что неработающий, не доведенный до ума аппарат и есть машина времени. Упорная Лида настояла на сближении с Новиковым-старшим и в результате стала вместе с Витей свидетелем смерти ученого и возвращения его сына. Достаточно пока?

На плите зазвенела, подпрыгивая, крышка вскипевшего чайника. Первой опомнилась Ира, выключила газ, стала заваривать чай, стреляя взглядами на кагэбэшника. Это не осталось не замеченным Виктором – он вскипел, была бы у него крышка, как на том чайнике, он тоже зазвенел бы!

– Мы ничего не делали и ничего не знаем. «Какие ваши доказательства?» – с издевкой спросил он.

– Не кипятись, Вить. – Лида проявила благоразумие. – Если уже не первый год ведется наблюдение за лабораторией Василия Ивановича, то там километры пленки: и звук, и фото.

– Ребята, мне нужно поговорить с вами. Повестки присылать или вручать не буду, незачем ваших родителей беспокоить. Просто договоримся о дате и времени, и я позвоню. Константин, вы же не возражаете, если мы будем встречаться у вас?

Змей Горыныч и Константин дружно кивнули всеми четырьмя головами. И Алексей откланялся, оставив друзей в глубокой задумчивости. Первым из ступора вышел Виктор:

– Я так и не понял, он знает про наше перемещение? Он ни разу не намекнул про наше прошлое. Это что значит?

Константин вздохнул:

– Ребята, прослушка лаборатории ведется уже очень давно, он же рассказал про сигнал Марка, вот тогда и поставили, еще при жизни отца. Комитет был в курсе всего, мы ведь у меня все время встречались. Вы рассказывали мне каждый свою историю переброски, я вам тут лекции по перемещению во времени и устройству машины времени читал…

– Так почему они только сейчас решили за нас взяться?

– А тебе, Лидочка, что, не терпится в лубянские застенки?

– Витя, думай, что говоришь! Прослушку никто не снимал.

Витя поднял голову к потолку и громко крикнул:

– Ах, простите, уважаемые, ничего личного!

…Лидина очередь оказалась первой. Он не была знакома ни с одним комитетчиком, поэтому волновалась, но Алексей ей понравился – спокойный, доброжелательный, располагающий; сначала сам смущался, перескакивая с «ты» на «вы», а потом сказал:

– Давай на «ты». Ведь сейчас тебе пятнадцать, не такая уж большая разница у нас.

Лида, ничего не скрывая, рассказала ему все. Рассказывала долго, делали два перерыва – пообедали яичницей с сыром, пили чай. Лида нашла в хлебнице старый и черствый белый хлеб, вымочила его в молоке с яйцом и разжарила на сковородке.

А потом Алексей попросил рассказать о ее жизни после перестройки.

– Странно, а зачем? Это разве связано со всеми этими событиями?

– Нет, мы закончили о твоей переброске. Я прошу тебя помочь мне в другом задании. Ты не хочешь вспоминать об этих годах? Или больно из-за расставания с родными?

– Нет, что ты! Мне приятно вспоминать, как прошли последние лет двадцать пять моей жизни до перемещения сюда. И о родных я вспоминаю без надрыва, грустно и светло. Но я не разбираюсь в политике, политэкономии или политтехнологии; даже особого различия в терминах не вижу. От моего рассказа много пользы-то не жди.

– Все равно! Расскажешь? Мне нужна история твоей жизни, как жила лично ты, как работала, как отдыхала.

И Лида рассказала ему о жизни после объявления перестройки. Что сначала были горбачевские благие намерения, которыми оказалась выложена дорога в ельцинский ад, что долго было ужасно и, казалось, безысходно. Рассказала про распад СССР, межнациональную рознь, про период «дикого» капитализма в России, про его страшные последствия – рост цен, инфляцию, коррупцию, безработицу. Но пришел Путин и, с Божией помощью, выправил ситуацию. Рассказала, как работала в коммерческих компаниях, где зарплата была на порядок больше, чем раньше в государственных структурах, о том, что могла себе позволить большие покупки, например машину, что смогла продать старую и купить новую квартиру, что осилила строительство нового большого дома в деревне, про поездки за границу, про любимую Грецию, куда она возвращалась четыре раза, и про поездки на машине по Золотому кольцу, про бензин в свободной продаже, хоть залейся, про то, как легко можно было останавливаться в гостиницах в любом городе, что кафе и ресторанов стало на пару порядков больше и в Москве, и в других городах… И объяснила, что она описывала не только свою жизнь, а жизнь многих простых людей. И что каждый раз Лида голосовала за Путина. А дочь вообще называла Владимира Владимировича своим любимым, а ее муж уточнял: у нее трое любимых мужчин – отец, муж и президент.

Здесь Лида печально улыбнулась.

– Спасибо, это очень полезно и важно для моего нового задания. Ты мне очень помогла!

– А Витю и Иру ты будешь о том же спрашивать?

– Обязательно. Мне нужно как можно больше информации о том времени. И кстати, Константина я уже опросил.

– А Костиного помощника?

Алексей, по всему было видно, не ожидал такого вопроса.

– Обязательно спрошу и его, но что-то я никак с ним не пересекусь.

– Мы тоже, и слава богу! – перебила его Лида.

Как несправедлива моя девочка! Если бы она познакомилась со мной поближе, она сама поняла бы это. Но еще не время. Надо подождать. Ничего, я терпеливый, а время работает на меня…

…В этом году папе не удалось отвертеться от первомайской демонстрации.

– Значит, пойдем все вместе, – авторитарно решил на семейном совете папа и записал туда же маму, работали же они на одном предприятии, список был общий, и велел готовиться и Лиде.

В школе выяснилось, что та же участь ожидает и Витька. Ира напросилась вместе с ними, вроде бы она и доверяла Лиде, но – доверяй, но проверяй – оставить его на целый день без присмотра не решилась.

1 мая в несусветную рань народ стягивался к заводоуправлению ЛЛМЗ. В шесть часов выдвинулись дружными колоннами. Весна в этом году была теплая, но в такое раннее утро, конечно, еще веяла «с поля ночная прохлада», поэтому мужики, а у каждого с собой было, не стеснялись прикладываться к родимой, чтобы не замерзнуть, да и многие женщины тоже не отставали. Детям – чай из термоса. На грузовиках – транспаранты, флаги, бумажные цветы и совсем малые дети под присмотром родителей. На Волгоградском проспекте заводская колонна слилась с колоннами от других предприятий района и получилась полноводная река уже веселых трудящихся Люблинского района. На Красной площади шли, выворачивая шею направо, на Мавзолей, пытаясь получше разглядеть советских вождей, чтобы потом хвалиться тем, кто не был на демонстрации: «А я самого Брежнева видел! Вот как от нас дотуда». Возвращались домой уставшие, «без ног», но почему-то счастливые. А милиция в такие дни пьяненьких не трогала, видимо, было негласное указание не огорчать первомайского веселья…