Принцессы Романовы. Царские племянницы - Елена Прокофьева

Вторая супруга внука Александра принцесса Барбара Лихтенштейнская будет вспоминать: «Представьте себе – родиться в блеске Санкт-Петербурга – и все это, все великолепие, роскошь, все люди ушли в прошлое. Трагедия, убийства членов семьи, изгнание – этого достаточно, чтобы сломаться. Но бабушка Елена была не из таких. Она всегда храбрилась, и могу только представить, чего ей это стоило».

Вот как напишут о ней после смерти: «До конца дней она сохраняла почти легендарную красоту – которая так отличала ее, когда она была девочкой и которую она так щедро передала своим дочерям. В ее жизни было множество трагедий, но омрачить эту жизнь они так и не смогли. Она мужественно встречала все потери в семье, которые ранили ее так глубоко».

Елена Владимировна ушла, когда ей было семьдесят пять, в 1957 году. Не такая уж и короткая жизнь, зато полная потерь. Но ведь было и счастье… И счастьем, наверное, было умереть пусть и не в той стране, где родилась когда-то, но хотя бы в той, которая стала второй родиной, на руках у дочерей, Ольги и Марины, с которыми была так близка. И похоронили Елену Владимировну на вилле Татой, где девятнадцать лет дожидался ее Николай – прекрасный принц, за счастье жить с которым она так боролась в юности.

А потери… Без них не обойтись. Но встречать их можно по-разному. И лучше – как Елена Владимировна. Не опуская головы. Иначе зачем?

Мария Павловна Романова родилась на заре того времени, которое принято называть «Прекрасной эпохой». Эта эпоха и положение в обществе – внучка императора, кузина императора – должны были подарить ей счастливое детство и юность, а затем, быть может, и не обязательно счастливую, но спокойную жизнь. Увы, семейные обстоятельства оказались, что называется, сложными, а затем Первая мировая война и революция окончательно разломали устои, в которых жили женщины рода Романовых. Мария Павловна оказалась вынуждена, как и многие ее родственницы, жить не той жизнью, к которой ее готовили… Она признавалась: «К тому времени, когда я оказалась выброшенной в океан жизни, я гораздо больше годилась для жизни в монастыре, нежели для борьбы, и обладала комплексом неполноценности, с которым временами мне приходилось по-настоящему сражаться». Но, надо сказать, ей это удалось, и сделала она это достойно.

Родителями Марии были Павел Александрович Романов, шестой сын Александра II, и принцесса Греческая и Датская Александра. Несмотря на то, что формально Александра была «заграничной принцессой», на самом деле семья мужа была и ее семьей. Мать Александры Ольга, королева эллинов, была в свое время русской великой княжной Ольгой Константиновной Романовой, так что если Павел Александрович приходился Николаю I внуком, то Александра Георгиевна – правнучкой.

Часто навещая свою кузину Ольгу Константиновну в солнечной Греции, Павел Александрович проводил много времени с ее семьей и не устоял перед дочерью Ольги прелестной Аликс. Своей будущей жене Павел приходился двоюродным дядей, а не двоюродным братом, поэтому брак между ними был вполне допустим. Они поженились летом 1889 года; жениху было двадцать девять, невесте на десять лет меньше.

Афанасий Фет писал:

Конечно, это были, что называется, «приличествующие случаю стихи», но Александра Георгиевна и в самом деле была прелестна, а Павел в самом деле был влюблен. Не прошло и года после свадьбы, как родился их первенец – это и была Мария Павловна. В своих мемуарах она писала: «По рассказам, мой выезд в свет состоялся в золотой карете, запряженной шестеркой белых лошадей; карету сопровождали конные гусары в алых мундирах – и таким образом привезли в Зимний дворец, чтобы крестить. Меня назвали Марией в честь бабушки, супруги императора Александра II, и в честь моей тети и крестной матери, супруги Александра III, в конце правления которого я появилась на свет».

А год спустя семейная идиллия завершилась по-настоящему страшно, и что особенно горько – из-за обидной, нелепой случайности. Александра Георгиевна, которая была на седьмом месяце беременности и проводила лето в Ильинском, поместье своего деверя, великого князя Сергея Александровича, прогуливалась как-то по берегу. Она решила сесть в лодку, но неудачно спрыгнула в швербот, оступилась и потеряла сознание от боли… Затем пришла в себя, и казалось, дело на этом закончилось – ведь великая княгиня почувствовала себя настолько хорошо, что на следующий вечер сочла возможным присутствовать на балу. Увы, началось кровотечение, а затем и преждевременные роды, Александра Георгиевна впала в кому. Когда до поместья добрались врачи, они только смогли помочь умирающей женщине разродиться, но вот спасти ее не удалось, и через несколько дней Александра Георгиевна, не приходя в сознание, скончалась. Так на свет появился Дмитрий Павлович, который выжил только чудом.

Мария, которой был тогда всего годик и которая, конечно, не запомнила мать, потом писала, опираясь на рассказы окружающих: «Ее смерть в возрасте двадцати одного года привела всю семью в подавленное состояние, траур по ней был по всей России. Местные крестьяне собирались толпами; они подняли ее гроб на плечи и несли ее до железнодорожной станции около 13 километров. Это было похоронное шествие, которое походило больше на сопровождение молодой невесты, которую приветствуют на протяжении всего пути: везде, где проносили гроб, были цветы».

На похоронах Сергею Александровичу, когда тело уже опускали в могилу, пришлось увести брата – тот готов был кинуться вслед за женой. Но ведь остались дети…

Судя по воспоминаниям Марии, Павел Александрович был отличным отцом – они с братом обожали его и всякий раз с нетерпением ждали, когда он появится в детской. Лето они с Дмитрием проводили в Ильинском, переходя на попечение Сергея Александровича и его супруги Эллы, принцессы Гессен-Дармштадтской, в крещении – Елизаветы Федоровны, родной сестры императрицы Александры Федоровны. Правда, вернее будет сказать, все-таки на попечение дяди – тетка поначалу не обращала на них внимания.

Маленькая Мария будет искренне восхищаться красотой последней и ее манерой одеваться. «Я вспоминаю один из таких моментов, когда она, одетая для загородной прогулки, казалась мне особенно красивой. На ней было простое платье из белого муслина, но ей по-новому уложили волосы: они были свободно собраны сзади при помощи банта из черного шёлка – эффект был прелестный. Я воскликнула: „Ой, тётушка, вы выглядите как маленький паж на картинке волшебной сказки!“ Она обернулась к моей няне и без следа улыбки сказала сухим, резким тоном: „Фрай, вы все же должны научить ее не делать людям замечаний личного характера“. И ушла, подняв голову». Ну что ж, пусть теплых отношений между теткой и племянницей тогда не сложилось, зато Мария научилась разбираться в женских нарядах, что очень пригодится ей впоследствии. Ей дозволялось присутствовать при туалете Эллы, который представлял собой церемонию, продуманную до мелочей: «И вот маникюр закончен, a платье на вечер надето – теперь я должна была сыграть свою роль в этих ритуалах. Моя тетя говорила, какие драгоценности она намеревается надеть, a я шла к ее футлярам с драгоценностями – их количество можно было сравнить чуть ли не с витриной ювелирного магазина – и приносила ей то, что она выбрала». У Марии не было матери, но пример для подражания – как должна выглядеть изысканная дама – был, причем один из лучших!