Крапива, которая любила читать 2 - Ива Лебедева

Впрочем, не успел я даже толком переварить эту новость, как в комнату с диким гвалтом вломились близнецы. Которые подхватили меня под руки и поволокли на кладбище. Эти дети до сих пор продолжали ухаживать за могилой Ортики, навели там красоту, что-то сами сажали и даже выпросили у Ледона надгробие из алмазного мрамора. Потом вскладчину оплатили какому-то скульптору памятник. Короче, очень ревностно относились к памяти сестры. Одаренные магозоолог и магоботаник в связке — страшная сила, особенно с тех пор, как им нашли нормальных учителей. 

Что вообще могло с ними случиться на кладбище?

— Цветочек, у меня не вышло его выполоть. И на зов оно не отвечает. — Магнолия виновато повесила голову. — Прости, но мы старались. Эти корни даже Зубастик пробовал перегрызть, но у него не вышло. Только ругался, а потом вдруг перестал и убежал куда-то. 

Я смотрел на нежный, совсем крошечный побег, упрямо пробившийся сквозь полотно специального вечнозеленого дерна, и боялся дышать. Еще бы демон не убежал! Еще бы… я сам не знал, что теперь делать — то ли бежать, то ли рыдать, то ли смеяться.

То ли надеяться. А я ведь не могу. Не смогу, если точнее. Стоит позволить надежде прорасти, и я сдохну, если она не сбудется. Просто и тупо, без всяких божественных аллегорий и вечноживущих сил.

— Не надо его выпалывать. Оставьте, — только и сказал я тогда. Ничего не стал объяснять. Сам не уверен — то ли из глупого суеверия, то ли от жадности — только моя надежда, то ли не хотел, чтобы они тоже надеялись, а потом разочаровались. 

Я вообще никому не сказал, что два тонких листика на одном стволе — это не просто сорняк, неизвестно откуда прилетевший на могилу крапивки. Это маленький новорожденный мэллорн…

То самое древо мира, которому поклонялись и которым так желали владеть. 

Вот он, пока крошечный. Но уже удивительно сильный, крепкий и упрямый. Как сама крапивка… Мне даже мерещилось одно время, что края у тонких серебристых листьев в чуть заметные крапивные зубчики. И зелень более темная, чем я помнил по старому дереву. Еще почему-то казалось, что цвести оно будет ярко-рыжими цветами. Но я упорно внушал себе, что это болезненные фантазии и стоит быть готовым к тому, что они так фантазиями и останутся.

А самое странное — эхполучается, новое древо мира действительно выросло на «кровавой жертве». Точнее, не кровавой, а добровольной… и не жертве, а самопожертвовании. Вот что порой творят косорукие переводы с древних наречий.

Еще через пять лет стало понятно, что этот мэллорн — девочка. Ну, точнее, женское дерево. А у меня внутри осталось мужское. Я уже не знал, что думать. Просто ждал. Ждал-ждал-ждал и боялся загадывать, сколько десятков, сотен или тысяч лет продлится это ожидание. 

Жизнь в княжестве текла своим чередом. Ледон окончательно разобрался с той шайкой наемников-революционеров, которой ранее управляли Боорин и Асирианиэль. Впрочем, подонки без руководства сами быстро разошлись во мнениях и передрались. Этому, кстати, серьезно помогли песец и Люпин со своей монстробабочкой. Ее, светящуюся фосфорно-зеленым в ночи, идиоты приняли за призрака. А уж когда летающий крокодил стал навещать их каждую ночь, да всегда с неприятными «подарками», то и вовсе придумали очередное «проклятие местности».

Рябина родила своих малышей в срок. Девочку и мальчика. Вслед за ней то же самое повторила Ириссэ. Буквально на пару дней опоздала. Не зря она мужа любила, где только могла поймать… Ледон, в принципе, не особо сопротивлялся. Через пару месяцев вообще перестал играть властного властелина где-то, кроме спальни. Повзрослел.

Когда он сам успел привязаться к падчерице, я так и не понял, констатировал уже факт: даже князь, тот, кто общался с моей крапивкой меньше всех, не мог теперь ее забыть. Что уж говорить об остальных. 

Ледон жаловался, что Ириссэ до сих пор плачет ночами и зовет дочь. Но младшую она все же не стала называть ее именем. За что я был ей искренне благодарен. Ортика была только одна. 

Дети Рябины и Верата предсказуемо разносили детскую кулаками и мощными выбросами, дети Ириссэ не менее предсказуемо начали развивать мультидары, которые перепали им от мамочки. Леди рода настояла на своем и усыновила близнецов, со всеми вытекающими. 

Ландыш рос удивительно серьезным и уже через три года принялся сам выпасать четверку близнецов, заботясь о мелких и героически выгораживая их перед родителями. И рассказывал росточкам сказки про прекрасную старшую сестру, которую сам не должен был помнить, но уверял, что помнит. 

Вдобавок он очень подружился с Ливром, и тот всегда помогал утихомирить, отвлечь или спрятать детей от родительского гнева. 

Ракшас так и жил с нами, всерьез считал Ириссэ второй родной матерью, с уважением принял Ледона и, сказать по правде, вписался в наш дурдом неплохо. Его настоящие родители, как только узнали, что их тигренок в безопасности, решили искупить свою вину хоть как-то. А потому освободили от захватчиков Песчаный Грот и спасли коменданта с семьей. Конечно, после этого они, явившись с повинной, хотели совершить еще и ритуальное самоубийство… но всей олеандровой семьей их как-то удалось уговорить, что живыми они искупят вину более результативно. С тех пор парочка ракшасов живет неподалеку от поместья. Из племени их изгнали, но по законам ракшасов они все же выплатили долг крови за вынужденное предательство, и никто впредь не смел ничего предъявить их сыну. Мало того, ракшасы обязаны были принять мальчишку обратно в племя.

Но Ливр не захотел возвращаться в пустыню. Чуть оправился и полностью перетек в человеческий облик. В своей кошачьей форме он разве что развлекал малышей, которых по меркам олеандров было просто ужасно много. Никогда еще в замке не было столько детей. 

Время шло. Текло минутами, часами, сутками. Прорастало весенней травой на могиле. Опадало желтой душистой листвой и рогами Шифоньеры в парке.

Я ждал. Смотрел, как медленно тянется к солнцу молодой мэллорн, и ждал.

И все равно, когда знакомый голос в голове взвыл, а потом начал ругаться на холод, я оказался совсем не готов… и едва не сошел с ума, снова взглянув в эти глаза.

Живые. Веселые, сердитые, растерянные, удивленные и счастливые. 

— Ну успокойся, цветочек. — Горячий поцелуй выдернул меня из марева болезненных воспоминаний. — Я уже здесь, все хорошо. Пошли домой, а? Сколько времени я пропустила? Где все? — В ее голосе тонкой струной пропело беспокойство — Ортика боялась, что уже не застанет никого знакомого.

— Десять лет. Не то чтобы день в день, но почти. 

— У-у-у… уф. Ну, не так уж и много! Слушай, а кто это бежит-орет? И почему оно лысое? Ой, Шифоньера! А рога где?!

М-да. Почему я сомневался? Вместе с крапивкой в нашу жизнь вернулось и веселое сумасшествие. Вон Магнолия и Люпин во весь опор скачут верхом на перелинявшей к зиме скотине. У скотины той на хвосте висит и верещит не своим голосом Зубастик, чертя в воздухе дымный след, как подбитый летательный аппарат другого мира.