Маленькая хозяйка большого дома - Джек Лондон

Лео был оскорблен. Его лицо вспыхнуло. В глазах появилось выражение боли, губы задрожали. Он взглянул на Дика, ища поддержки.

– Да, она – ни то ни се, – вмешался Хэнкок. – Точно господь бог, создавая женщину, прервал свою работу, не докончив ее, и женщина так и осталась с половинкой души, с недозревшей душой.

– Нет! Нет! – воскликнул юноша. – Вы не смеете так говорить! Дик, вы же знаете! Скажите, им, скажите!

– К сожалению, не могу, – ответил Дик. – Этот спор о душах столь же туманен, как и сами души. Кто же не знает, что мы часто блуждаем и теряемся в потемках, особенно когда мним, будто нам известно, кто мы и что нас окружает. А что такое сумасшедший? Он только немного или намного безумнее нас. Что такое слабоумный? Идиот? Дефективный ребенок? Лошадь? Собака? Комар? Жаба? Древоточец? Улитка? И что такое ваша собственная личность, Лео, когда вы, например, спите? Когда у вас морская болезнь? Когда вы пьяны? Влюблены? Когда у вас живот болит? Судорога в ноге? Когда вами вдруг овладевает страх смерти? Когда вы в гневе? Или когда переживаете восторг перед красотой мира и думаете, что вы думаете о несказанных, невыразимых вещах?

Я говорю: думаете, что вы думаете, – нарочно. Если бы вы думали на самом деле, то красота мира не казалась бы вам несказанной и невоплотимой в словах. Вы бы видели ее ясно, четко и определенно нашли бы для нее слова. И ваша личность была бы такой же ясной, четкой и определенной, как ваши мысли и слова. Итак, когда вы воображаете, Лео, что стоите на вершинах бытия, вы на самом деле отдаетесь оргии ваших ощущений, следуете их буйной пляске, их трепету и вибрациям, не понимая ни одного движения в этой пляске и не догадываясь о смысле этой оргии. Вы сами себя не знаете. В такие минуты ваша душа, ваша личность – это нечто смутное, неуловимое. Может быть, у какого-нибудь жабы-самца, который вылез на берег пруда и посылает в темноту хриплое кваканье, призывая свою бородавчатую самку, – может быть, в эту минуту в нем тоже просыпается что-то вроде личности? Нет, Лео, личность, душа – это слишком неопределенные понятия, и не нашим «личностям» их уловить. Есть люди, имеющие облик мужчины, но с женской душой. Иногда в одном человеке живет как бы несколько душ. И есть такие двуногие, о которых хочется сказать: ни рыба ни мясо. Мы – как личности, как души – подобны плывущим клочьям тумана или отдаленным вспышкам в ночном мраке. Все здесь туман и мгла, и мы словно бродим ощупью впотьмах, когда хотим разгадать эту мистику.

– Может быть, это мистификация, а не мистика; придуманная человеком мистификация, – сказала Паола.

– И это говорит истинная женщина, а еще Лео уверяет, что у нее полноценная душа, – заметил Дик. – Суть в том, Лео, что душа и пол тесно сплетены друг с другом, и мы очень мало знаем о том и о другом…

– Но женщины прекрасны, – пробормотал юноша.

– Ого, – вмешался Хэнкок, и его черные глаза коварно блеснули. – Значит, вы, Лео, отождествляете женщину и красоту?

Губы молодого поэта шевельнулись, но он только кивнул.

– Отлично, давайте посмотрим, что говорит живопись за последнюю тысячу лет, рассматривая ее как отражение экономических условий и политических институтов, и тогда мы увидим, как мужчина воплощал в образе женщины свои идеалы и как женщина разрешала ему…

– Перестаньте изводить Лео, – вмешалась Паола, – будьте все правдивы, говорите только о том, что вы знаете или во что верите.

– О, женщины – это священная тема! – торжественно возгласил Дар-Хиал.

– Вот, например, мадонна, – вмешался Грэхем, чтобы поддержать Паолу.

– Или синий чулок, – добавил Терренс.

Дар-Хиал одобрительно кивнул ему.

– Не все сразу, – предложил Хэнкок. – Прежде всего рассмотрим, что такое поклонение мадонне в отличие от современного поклонения всякой женщине, под которым готов подписаться и Лео. Мужчина – ленивый и грубый дикарь. Он не любит, чтобы ему надоедали. Он любит покой и отдых. И с тех пор как существует человеческий род, он видит, что связан с беспокойным, нервным, раздражительным и истерическим спутником; имя этому спутнику – женщина. У нее всякие там настроения, слезы, обиды, тщеславные желания и полная нравственная безответственность. Но он не мог ее уничтожить, она была ему необходима, хоть и отравляла ему жизнь. Что же ему оставалось?

– Ему оставалось одно: хитро и ловко ее обмануть, – вмешался Терренс.

– И он создал ее небесный образ, – продолжал Хэнкок. – Он идеализировал ее положительные стороны и этим отодвинул от себя отрицательные, чтобы они не могли действовать ему на нервы, мешать мирно и лениво курить трубку и созерцать звезды. А когда обыкновенная женщина пыталась надоедать ему, он изгонял ее из своих мыслей и обращался к образу небесной и совершенной женщины, носительницы жизни и хранительницы бессмертия. Но тут пришла Реформация, и поклонение мадонне прекратилось. Однако мужчина по-прежнему был связан с нарушительницей его покоя. Что же он сделал тогда?

– Ах, мошенник! – фыркнул Терренс.

– Он сказал: «Я превращу тебя в сон, в иллюзию» – и превратил. Мадонна была для него небесной женщиной, высшей концепцией женщины вообще. И вот он перенес все ее идеальные черты на земную женщину и так себе заморочил голову, что поверил в их реальность, и притом до такой степени… как… ну, как Лео.

– Для холостяка вы удивительно осведомлены обо всех зловредных свойствах женщины, – заметил Дик. – Или это все одни теории?

Терренс рассмеялся.

– Дик, милый, да ведь Аарон только что прочел Лауру Мархольм. Он может процитировать главу и страницу, где об этом говорится.

– И все-таки, сколько бы мы здесь ни спорили о женщине, мы не коснулись, в сущности, и края ее одежды, – вмешался Грэхем и получил от Паолы и Лео благодарный взгляд.

– Ведь есть еще любовь, – порывисто заявил Лео, – о любви никто не сказал ни слова.

– И о брачных законах, о разводе, полигамии, моногамии и о свободной любви, – бойко продолжал Хэнкок.

– А скажите, Лео, почему в любви всегда охотится и преследует женщина? – спросил Дар-Хиал.

– Да ничего подобного, – уверенно отозвался юноша. – Это еще одна из глупостей вашего Бернарда Шоу.

– Браво, Лео! – одобрила его Паола.

– Значит, Уайльд ошибался, говоря, что нападение женщины состоит в неожиданных и непонятных уступках? – спросил Дар-Хиал.

– Послушать вас, так женщина – это какое-то чудовище, хищница! – запротестовал Лео, повертываясь к Дику и бросая на Паолу быстрый взгляд, в котором светилась вся глубина его любви. – Она вот разве хищница, Дик?

– Нет, – задумчиво ответил Дик, покачав головой, и, щадя то, что увидел в глазах юноши, мягко продолжал: – Я не скажу, что женщина – хищница или что она добыча для хищника. Не скажу также, что она неиссякающий источник радости для мужчины. Она создание, дающее мужчине много радости…

– Но и заставляющее его делать много глупостей, – добавил Хэнкок.