Наследство племени готов - Ольга Баскова

— Потому что ты никогда мне это не запрещал, — кивнул Виталий. — Стоило тебе или Лиле намекнуть: мол, это вам не нравится, я никогда не взял бы твои вещи. — Детектив взглянул на часы. — Ладно, дядя, мы допиваем чай и едем к тебе.

— Жду, — коротко отозвался Воронцов.

Вадим Сергеевич основательно подготовился к встрече племянника и дочери. Гуля сделала блины с красной и черной икрой, которые любили и Света, и Виталий.

Маша, в скромном черном платье, оттенявшем, вместе с волосами, ее бледное лицо и огромные глаза, сидела скромно, сложив руки на коленях.

Увидев родственников, она приподнялась, подошла к Свете, сделала движение, будто хотела обнять ее, но та ловко уклонилась. Громову стало немного стыдно за поведение сестры, и он ответил на поцелуй Маши.

Воронцов, как всегда стройный, подтянутый, в черных брюках и белой рубашке с короткими рукавами, улыбнулся как ни в чем не бывало.

— Я очень рад, что мы снова собрались вместе, — начал он, — и хотел бы сказать…

— Это меня не интересует. — Глаза Светы сделались злыми-презлыми, словно отец произнес крамольную речь. — Папа, я говорила тебе тысячу раз и сегодня скажу тысячу первый… Я не буду жить в этом доме вместе с Машей. Считайте, что я нахальная, избалованная, взбалмошная девчонка, но терпеть ее выходки я не в силах. — Мужчина поднял руку, призывая ее замолчать, но сделать это было не так-то легко. Когда Светка входила в раж, остановить ее могла разве колонна танков. — Дорогой папочка, я хочу тебя успокоить, — продолжала она. — Мы с Виталием вчера долго говорили и нашли вариант, который всех устроит — меня и его, по крайней мере. Маша опустила голову — прямо оскорбленная добродетель!

Воронцов побагровел.

— А ну-ка, ну-ка, — буркнул он, — и какой же вариант вы нашли, не спросив нас?

— Виталий хочет привести в порядок дедовский дом, — Свету не смутил его вопрос. — Он будет жить там, а я у него — до поры до времени. Если ему удастся сделать из старья конфетку, чего он и желает, перееду навсегда. А вы живите с Машей здесь. Я понимаю, ты испытываешь чувство вины и пытаешься дать ей то, что не смог дать раньше. Наверное, это правильно. Я не стану вам мешать, и вы не лезьте в мою жизнь, пожалуйста.

Вадим Сергеевич не просто побагровел — его лицо налилось свекольным цветом.

Громову показалось, что дядю хватит удар, и он стал оглядываться в поисках Гули. Она, прожившая в доме много лет, знала его здоровье.

— Дядя, милый, не волнуйся, — молодой человек положил руку ему на плечо и почувствовал, как оно дрожит. — По-моему, здесь нет ничего зазорного. О доме деда ты задумывался давно. Не пропадать же добру, в самом деле.

Вадим Сергеевич что-то хотел сказать, но вдруг схватился за сердце и начал задыхаться. Гуля возникла из темного угла, как привидение, неся рюмку с каким-то пахнувшим мятой лекарством. Воронцов опрокинул рюмку и несколько секунд сидел неподвижно, как изваяние. Девушки и Виталий смотрели на него, не притронувшись к еде.

Наконец лицо Воронцова посвежело, он задышал свободнее и, откашлявшись, заговорил:

— Ты не можешь жить в квартире Виталия, это квартира твоей тети, его матери. Дом твоих родителей — вот он, и ты должна находиться здесь.

Света покачала головой, потрепав короткую челку.

Гонор уступил место какому-то другому чувству, нет, не покорности, скорее жалости к отцу и желанию донести до него свои мысли.

— Виталий так не считает, — начала она, — но если тебе этот вариант кажется неприемлемым, я сниму квартиру. С Машей под одной крышей мы не уживемся.

Вадим Сергеевич открыл было рот, но Мария опередила его:

— Вадим Сергеевич, — ее тонкий голосок поражал покорностью и вкрадчивостью, — извините, что до сих пор не называю вас папой — к этому нужно привыкнуть. Слушая Свету, я поняла, что она права. И не потому, что кто-то из нас лучше, а кто-то хуже. Мы совершенно разные, и нам некомфортно вместе. Нет, не плохо — просто некомфортно. Может быть, со временем это пройдет. Во всяком случае, я надеюсь. А пока… Я только что узнала о существовании какого-то домика моего деда. Для меня это то, что нужно. Вы не привыкли жить в таких условиях, а я привыкла. Отдайте дом мне и можете считать, что больше ничем не обязаны. Я молодая здоровая девица, попытаюсь получить образование и найти работу. Не сидеть же мне на вашей шее до конца дней своих только потому, что когда-то вы бросили мою мать. Такое происходит сплошь и рядом. Если вы отвезете меня в дедовский дом прямо сейчас, я скажу вам спасибо. Этим вы избавите членов вашей семьи от многих проблем.

Виталий посмотрел на Свету и удивился перемене: девушка сидела ошарашенная, открыв рот. Ее тонкие губы шевелились, она будто желала что-то сказать, но не могла.

Тогда Громов взял инициативу на себя:

— Дядя, а это хорошая мысль, — заулыбался детектив. — Я со своей стороны приложу все усилия, чтобы помочь Маше отремонтировать дом.

На его удивление, Вадим Сергеевич снова побагровел, но сделал жест Гуле, вышедшей из темного теневого угла, чтобы не несла лекарство.

— Эта мысль кажется мне такой же глупой, как и первая, — произнес он. — Маша, если тебе некомфортно жить в этом доме, где стоят фотографии моих жены и сына, не хочется общаться каждый день с родственниками, к которым ты еще не привыкла, я куплю тебе квартиру. Ты всю жизнь жила без удобств, так пусть же сейчас у тебя будет то, чего тебя лишили в детстве. У меня давно на примете миленькая двушка с евроремонтом в центре. Я хотел подарить ее Свете, но вижу, что ты ее более достойна. Завтра оформляем покупку — и живи себе припеваючи.

Виталий взглянул на Машу и поразился выражению лица своей второй сестры. Лицо девушки оставалось бледным как мел, под глазами залегли синие круги. Ничто не говорило о том, что ее обрадовало предложение отца, и это его удивило.

— Мне не нужна двушка, пусть даже с евроремонтом, — процедила она и сверкнула глазами-черносливами — сверкнула очень неудобно, будто вместо хорошей квартиры ей предлагали жить в сарае. — Я хочу поселиться в дедовском доме. Хочу — и точка.

Такой неожиданный выпад поразил даже Воронцова.

— Но почему? — спросил он изумленно.

— Потому что он будет напоминать мне родной дом, — ответила Маша уже не просительно, а зло. — И давайте больше ничего не обсуждать.

— И правда, — вставила Света, — если Маша так хочет, почему бы ей не занять дом деда? Я присоединюсь к Виталию, и мы поможем вместе.

Воронцов молчал несколько секунд, словно обдумывая ответ, потом резко и неожиданно стукнул кулаком по столу. Звякнули хрустальные бокалы, снова выглянула испуганная Гуля. Кофе выплеснулся из турки на белоснежную льняную скатерть.

— Этого не будет никогда, — он произнес фразу как аксиому. — Никогда, слышите? Я не позволю тебе вернуться в прежние условия.

— Условия не прежние, — Света снова попыталась вклиниться, но он зыркнул на нее злыми глазами: