Шулер с бубновым тузом - Наталья Солнцева

— Анна вам не сестра.

Николай судорожно сглотнул, ему не хватало воздуха.

— Не… сестра?

— Нет, — отрезала Глория.

— Почему же вы раньше молчали?!

— Вы конкретно не спрашивали. Ходили кругами.

— О-откуда вы знаете, что…

— Я не вижу кровного родства между вами, ни близкого, ни дальнего.

Крапивин не верил своим ушам.

— Господи! Анна мне не сестра! Не сестра! Вы не представляете, какой камень вы сняли с моей души! — растрогался он. — Она мне не сестра! Я ни в чем не виноват перед ней. И ничего не должен своему отцу. Но я же… дал ему слово… я пообещал заботиться он Анне…

— Заботьтесь, кто вам мешает?

— Как же так? — внезапно огорчился посетитель. Его эйфория сменилась подавленностью. — Отец был уверен, что Анна — его дочь.

— У вашего «отца» не было детей, — брякнула Глория, сообразив, как нелепо звучат ее слова, и улыбнулась. — Как его звали? Напомните.

— Андрей Никитич…

— У Андрея Никитича не могло быть детей. И не было.

— А я?

— Вы не его сын…

У нее на устах застыли ужасные слова, которые она обязана была бы произнести вслух. Ведь Крапивин приехал, чтобы услышать прогноз на будущее. Но она не смогла…

* * *

— Я подозревал! — изумленно воскликнул Крапивин. — Я чувствовал! У меня бы не возникло влечения к родной сестре… Но она-то, Анна! Какова лгунья! Я почти поверил ей! Я полный кретин! Меня развели, как лоха! Значит, сбылось пророчество…

Он запнулся, побагровел, привстал, взмахнул руками и обессиленно рухнул обратно в кресло.

— Вы подумали о вашей матери? — догадалась Глория.

Крапивин что-то промычал и мотнул головой. Скулы его ходили ходуном. Наконец он выдавил:

— Как она могла? Отец считал ее лучшей из женщин, а она его обманывала…

— Это была ложь во благо.

— Благой лжи не бывает!

— Ошибаетесь. Ваша мать знала, что ее муж мечтает о ребенке, и подарила ему сына. Не важно, каким способом. Андрей Никитич заполучил наследника, он жил счастливо и умер в уверенности, что его род не прервется.

— А мать Анны? Вероника Ремизова? Она тоже лгала?

— Думаю, курортный роман между ней и Андреем Никитичем — не выдумка. Страсть — штука неконтролируемая, она вспыхивает и гаснет, не подчиняясь ни людям, ни библейским заповедям. Ваш э-э… отец был видным, красивым мужчиной…

— Вы же не знали его.

— Я вижу его образ, — Глория показала на кресло слева от гостя. — Он сидит рядом с вами.

Крапивин нервно покосился на пустое кресло и невольно отодвинулся.

— Всю жизнь все твердили, что мы с отцом похожи, — ошарашенно пробормотал он. — Мне самому так казалось.

— Это правда, — улыбнулась Глория.

— Выходит… у моей матери был любовник? Кто?

— Вам лучше спросить об этом у нее.

— Человек, с которым она… который… — Крапивин дернулся и замолчал. Слова застревали у него в горле.

— Ваш настоящий отец, несомненно, похож на Андрея Никитича. У них во внешности много общего.

— Мне-то какое дело? Я не собираюсь знакомиться с ним! Моим отцом был и остается…

Он осекся.

— Трудно называть вещи своими именами, — сочувственно произнесла Глория. — Ваше право считать отцом того человека, который вас вырастил и воспитал. Биологический фактор играет ничтожную роль.

— Наверное…

Крапивин еще не оправился от шока, в который повергло его заявление хозяйки дома.

— А… кто отец Анны? — промямлил он.

— Чтобы понять это, мне нужно ее увидеть.

— Хотя зачем? — хрустнул пальцами Николай. — Какая, в сущности, разница? Вероятно, мамаша зачала ее от алкаша-метеоролога, с которым встречалась до моего…

— До Андрея Никитича, — кивнула Глория.

— Ну да… до него. Женщины любят дурачить доверчивых простаков. Небось, надеялась разбить чужую семью. Не вышло.

— Ремизовы долго молчали, и мать, и дочь. Не торопились заявлять о себе.

— Понимали, что им ничего не светит! — разозлился посетитель. — Мамаше Анны стыдно было рожать от местного алканавта. Вот она и сочинила романтическую байку о заезжем любовнике, и ребеночка на него записала. Сказочка для кумушек сработала. А когда дочка подросла, и для нее сгодилась. Умирая, мамаша посоветовала ей воспользоваться мнимым родством. Авось, прокатит!

— На смертном одре не до сказок.

Крапивин сердито отмахнулся от ее реплики. У него сложилась своя версия событий.

— Вероника Ремизова не хотела, чтобы дочь повторила ее судьбу, — азартно излагал он. — Счастье собственного ребенка превыше совести и боязни греха. Умирающая мать пошла на обман ради Анны, которую боялась оставлять в бедности и неустроенности.

— Это было бы простительно, — заметила Глория.

Но молодой человек ее не услышал.

— А мой… отец попался на удочку, — сокрушался он. — Он очень хотел детей, и напоследок фортуна преподнесла ему взрослую дочь! Мог ли он отказаться? Он ни на мгновение не усомнился, что Анна — его кровинка. Боже мой! Матушка понятия не имела, чем обернется ее… хитрость. Я вырос во лжи! Не удивительно, что вранье вокруг меня нарастает снежным комом. Одна ложь порождает другую…

Лавров несколько раз был близок к тому, чтобы наплевать на все и позволить себе чихнуть. У него, как назло, ужасно щекотало в носу. А ведь ему еще приходилось по ходу беседы делать кое-какие заметки в блокноте.

Он не мог дождаться, пока Крапивин завершит свою исповедь. Однако на этом его мучения не закончились. Длиннющий подробный монолог посетителя сменился диалогом между ним и Глорией. Пошли вопросы-ответы, затем молодой человек пустился в рассуждения по поводу своего отца-не-отца, своей сестры-не-сестры и своей матери-обманщицы.

Лавров даже посочувствовал бы ему, если бы не свербеж то в носу, то в горле. Из-за этого он слушал невнимательно, отвлекался и кое-что пропустил.

Едва за Крапивиным закрылась дверь, как Роман оглушительно чихнул. Ширма чудом не повалилась от такого чиха.

Санта отправился провожать посетителя, а Глория расхохоталась.

— Апчхи-и-и! Апчхи! — не мог остановиться Лавров. — Апчхи!

Он кинулся к окну, схватил свою японскую игрушку, — бинокль с встроенной внутрь миниатюрной фотокамерой — и отодвинул занавеску. Щелк!.. Щелк!.. Щелк!..

— Что ты делаешь?

— Снимки на память, — не оборачиваясь, бросил Роман. — В разных ракурсах. Чхи! Пригодятся. Ап-чхи!