Срубить дерево - Роберт Франклин Янг

– Очень даже хочу. Снимем машины, побегаем по лесу, подразним Большого Джима…

Клик, послышалось на том берегу. Из кустов возникла фигура в форме. Херувимский лик сиял благостной улыбкой, мощная длань сжимала видеокамеру.

– Пожалуйте к Большому Джиму, вы двое.

Судья неодобрительно смотрел на Арабеллу сквозь лобовое стекло черного кортеса.

– Придет же в голову раздеваться и резвиться с нудистом! Нехорошо!

Арабелла побледнела за своим лобовым стеклом.

– Говард не нудист! Не может этого быть!

– Еще как может. Он худший из нудистов, а именно добровольный. Мы понимаем, однако, что вы этого знать не могли. В какой-то мере это и наша вина: ему удавалось вести свою двойную жизнь лишь благодаря прискорбному отсутствию бдительности. Днем он учился в нудистском институте, а вечерами сбегал из резервации, работал на стоянке подержанных машин и пытался внушить свои взгляды благонамеренным гражданам вроде вас. Учитывая все это, мы будем к вам снисходительны. Прав вас на этот раз не лишат; ступайте домой, повинитесь перед родителями и впредь ведите себя хорошо. Благодарите за это молодого человека по имени Гарри Домкрат.

– Как это… почему?

– Если бы не его сознательность и лояльность, мы узнали бы о ваших правонарушениях слишком поздно.

– Гарри Домкрат… Как же он, наверно, меня ненавидит.

– Ненавидит?! Дорогая моя девочка, он…

– И я знаю за что. За то, что открыл мне свою подлинную сущность, которую сам в душе презирает. За это же меня и мистер Заднимост ненавидит!

– После таких слов я могу и пересмотреть свое решение, мисс Бампер…

– Да и родители ненавидят меня за то, что я знаю их с подлинной стороны, которую они тоже в душе презирают. Такую наготу никакие машины не скроют. А вот Говард любит меня. Он не питает ненависти к себе настоящему, как и я не питаю ненависти к настоящей себе. Что… что вы с ним сделали?

– Препроводили обратно в резервацию, что же еще. Могу вас, однако, заверить, что его двойной жизни будет положен конец. Не вижу причины больше вас задерживать, мисс Бампер. Дело ваше закрыто, а я человек занятой…

– Как можно стать добровольным нудистом, судья?

– Совершив злонамеренный акт эксгибиционизма. Всего хорошего, мисс Бампер.

– Всего хорошего… и спасибо.

Она заехала домой собрать вещи. Родители ждали ее на кухне.

– Грязная потаскушка, – сказала мать.

– Чтобы моя дочь… – пробормотал отец.

Арабелла молча въехала по пандусу в свою комнату. Собиралась она недолго: у нее было очень мало всего, кроме книг. Родители опешили, когда она попрощалась с ними.

– Стой, погоди! – вскричали они, но Арабелла уже выкатилась за дверь, ни разу не взглянув в зеркало заднего вида.

Она доехала до площади, где, несмотря на поздний час, было еще немало народу. Скинула цилиндр, сняла костюм и при свете лозунга стала ждать, когда ее арестует патруль из отдела нравов.

Утром ее доставили в резервацию. Вывеску у ворот ПОСТОРОННИМ ВХОД ВОСПРЕЩЕН кто-то замазал черной краской и вывел сверху другие слова: НОШЕНИЕ МЕХАНИЧЕСКИХ ФИГОВЫХ ЛИСТКОВ ВОСПРЕЩАЕТСЯ.

– Опять выпендриваются, умники поганые! – проворчал конвоир.

Говард встречал ее за воротами. При виде его она поняла, что поступила правильно, бросилась ему на шею, забыв о своей наготе, и оросила его лацкан слезами. Он крепко обнимал ее поверх драпового пальто, и его голос смывал из памяти тусклое прошлое.

– Я знал, что за нами следят, и позволил им взять нас вместе в надежде, что тебя отправят сюда. Но этого не случилось, и я надеялся – молился, – что ты придешь сама, добровольно. Как же я рад, что ты это сделала! Тебе здесь понравится. У меня коттедж с большим задним двором. У нас есть бассейн, женский клуб, театральный кружок…

– А священник? – спросила она сквозь слезы.

– Есть и священник. Надо поймать его до утреннего обхода, – сказал Говард, и они пошли по дороге пешком.

Корабль, пришедший из космических бездн, упал подобно темной бескрылой птице в голубые пески Земли.

Капитан Фримпф, выйдя на яркое солнце, наполнил легкие чистым, сладостным воздухом. Голубые пески простирались до самого туманного горизонта, где переливались осколками цветного стекла развалины давно погибшего города. В синем небе гонялись друг за другом легкие облака.

Глаза капитана подернулись влагой.

– Земля… – прошептал он. – Наконец-то Земля.

Трое членов исторического экипажа присоединились к нему, глядя вдаль такими же увлажнившимися глазами.

– Голубая, – выдохнул Бирп.

– Голубая, – пролепетал Фардел.

– Голубая, – всхлипнул Пемпф.

– Разумеется, голубая, – мягко сказал капитан. – Наши астрономы давно пришли к выводу, что голубизну Земли нельзя объяснить одними светопоглощающими свойствами ее атмосферы – почва тоже должна быть голубой!

Опустившись на колени, он зачерпнул пригоршню этой волшебной субстанции. Она прошла между пальцев, как голубой туман.

– Голубые пески Земли! – Капитан встал, снял свой шлем. Ветер, несущий через пески стеклянный перезвон далекого города, шевелил его волосы. Фрипмфу вспомнилось теплое марсианское лето, и долгие дни каникул, и лимонад на веранде бабушки Фрипмф.

– В чем дело, Бирп? – раздраженно обернулся он, почувствовав, что кто-то дышит ему в затылок.

– Прошу прощения, сэр, – откашлялся Бирп. – Не кажется ли вам, что это дело надо отметить? Путешествие было долгим, и мы с Фарделом и Пемпфом не прочь бы… немного снять напряжение.

Презрение в глазах капитана заставило его съежиться.

– Хорошо, – сказал Фримпф. – Откройте ящик кишкогнили, но только один, понятно? И если хоть одна пустая бутылка осквернит этот девственный пейзаж, сядете в карцер все трое!

Бирп галопом припустил к кораблю, но внезапно остановился.

– А куда ж их девать-то, сэр? Если на корабле складывать, получится лишний груз, а горючее у нас на исходе.