Возвращение в Чарлстон - Александра Риплей

Вирджиния Андерсон тоже была пансионеркой. Она была из Вирджинии, так что ее имя было легко запомнить. Она была очень высокая.

Шарлотт Гвиньярд была жительницей Чарлстона. Она была не то чтобы совсем незнакомкой: Гарден раньше видела ее в церкви.

Ребекка Вилсон тоже была приходящей ученицей. У нее были чудесные каштановые косы, не чересчур толстые, но такие длинные, что она могла на них сесть.

Луиза Фернклифф из Джорджии тоже жила в Эшли-холл на полном пансионе. Когда ей было велено повторить приветствие, у нее закапали слезы. Очень розовая и вся в ямочках, она и выглядела плаксой и неженкой.

Бетси Уолкер была самой способной в классе. Она схватывала все на лету. Она тоже была из Чарлстона. Гарден подумала, что, кажется, видела ее в поезде, когда они с Маргарет возвращались с гор.

Линн Палмер и Роузэнн Медисон обе были из Айкена, города в штате Южная Каролина. Они жили в одной комнате и даже одевались одинаково – матросские блузы и юбки в складку.

Джулия Чалмерс сидела рядом с Гарден. Она, как и Гарден, не была пансионеркой, а только приходила в школу и хотела с Гарден дружить. Джулия передала ей записку, которую Гарден не успела прочесть, так как мадемуазель ее отобрала.

Когда прозвенел звонок, мадемуазель велела ученицам идти на урок английского в класс напротив.

– Очень скоро, – пообещала она, – мы все будем говорить на уроках только по-французски.

Девять новеньких девочек, услышав это, задрожали от страха. Миллисент Вудраф с видом собственного превосходства проплыла мимо них в класс напротив. Мисс Эмерсон сказала «доброе утро» – Гарден просияла и счастливо вздохнула. Она смотрела на мисс Эмерсон с благоговением и обожанием, мисс Эмерсон стала ее кумиром.

Приходящих учениц отпускали из школы в два часа: в Чарлстоне было принято обедать в три, и эта традиция неукоснительно соблюдалась. Когда Занзи и Гарден подъехали к дому, Занзи пришлось подергать Гарден за косы, чтобы хоть как-то привести в чувство. За один короткий день на девочку обрушилось столько новых впечатлений, что она почти перестала реагировать на окружающее.

– Смотри, мама, видишь, какие у меня книги! Они совсем новые, нам всем их раздали и разрешили оставить себе. В школе звонит звонок, и тогда мы все встаем и идем в другой класс. Иногда этажом выше, иногда этажом ниже. Я встретила Уэнтворт. Когда я спускалась по лестнице, Уэнтворт поднималась мне навстречу, и она попросила меня сесть с ней во время святого часа. Так называется общее собрание, всех девочек собирают каждый день около полудня, мы поем гимны, молимся и слушаем объявления. Уэнтворт сказала, что на святой час иногда приходят разные интересные люди, а иногда даже показывают кино.

– Гарден, ты столько трещишь, что у меня голова разболелась. Иди вымой руки перед едой. Переодеваться не надо. После обеда мы поедем к портнихе.

– Мама, но у меня же домашнее задание. По латыни. Ты знаешь про латынь? Я сегодня узнала про римлян и про то, что у нас, оказывается, очень много латинских слов. Давай поспорим, что ты не знаешь, почему мы говорим «календарь» и «декада». Догадайся почему, мама, догадайся, пожалуйста!

– Я догадываюсь, что обед стынет. Поторапливайся. Нам нужно много успеть до закрытия магазинов. Ты что, забыла? Тебе в пятницу идти в школу танцев, а мы еще не подыскали туфелек.

Этим вечером Гарден написала Пегги.

«Bonjour, Пегги!

Я теперь учусь говорить по-французски, как ты. Пожалуйста, пришли мне ту фотографию, где ты, Боб и армия находитесь во Франции. Я покажу ее французской учительнице. Ее зовут мамед – нет, зачеркни это, я ошиблась, мадемозель Бонгранд, и она очень хорошая, но строгая. Одна девочка передала мне записку, а она ее отняла, и я не успела ничего прочесть. Мне очень нравится Эшли-холл. Нам задают очень много на дом, и мне пора делать уроки. Целую. Твоя сестра Гарден.

P.S. Мне купили для школы танцев новое платье и туфли с пряжками. Туфли мне жмут, но мама говорит, что это не страшно».

В Чарлстоне существовала давняя, отработанная схема введения молодых людей в общество.

Разумеется, так этого процесса никто не называл ни вслух, ни мысленно – люди просто делали то, что делалось всегда, и ждали, чтобы получилось то, что, как правило, получалось.

Когда мальчикам и девочкам исполнялось тринадцать, они делали первый шаг на пути к официальной взрослости – начинали посещать школу танцев по пятницам вечером. Там они перенимали многое не только у учительницы танцев, но и у ее четырнадцатилетних учеников, которые уже знали неписаный свод правил поведения и общения в танцклассе. После окончания школы танцев дело брали в свои руки родители. Для пятнадцатилетних они устраивали относительно скромные домашние вечеринки с танцами. Девочки ценили эти праздники больше, чем мальчики: на них присутствовали курсанты из Цитадели. Они были уже студентами, были взрослыми. И девочки чувствовали себя очень искушенными благодаря общению с мужчинами намного старше себя, то есть восемнадцати или девятнадцати лет от роду.

А родители знали, что этим взрослым мужчинам следовало к полуночи быть в казармах, что курить и пить им запрещалось и что у большинства из них в их родных городах уже были избранницы. Так что курсанты серьезной опасности не представляли, а девочки, сами того не замечая, усваивали навыки, которые скоро должны были им понадобиться. Они учились занимать приятной беседой малознакомых людей, быть хорошими слушательницами и выглядеть более взрослыми дамами.

На следующий год эти навыки впервые подвергались проверке. Девочки на правах будущих дебютанток участвовали в сезоне. Но это участие было весьма ограниченным: их приглашали на чайные, то есть дневные балы и обычно на один настоящий. Сопровождающего для девушки всегда тщательно выбирали из числа тех молодых людей, которых она знала по школе танцев и по домашним праздникам: важно было, чтобы девушка не чувствовала себя скованной и могла показать свои достоинства. Но она попадала в общество, где собирались все светские молодые холостяки Чарлстона, она могла проверить на них, чего стоят ее светские навыки, понять, если ум и наблюдательность ей это позволяли, в чем состоят причины ее промахов, и попытаться эти причины устранить.

В первую пятницу октября Гарден поднималась по массивным ступеням широкой лестницы в Саут-Каролина-холл на первое занятие в школе танцев. Ее сопровождала Уэнтворт Рэгг. Уэнтворты жили на Черч-стрит, в двух шагах от Трэддов, и Дженкинс Рэгг предложил, что будет провожать в танцкласс обеих девочек. Ходьбы до Саут-Каролина-холл было всего несколько кварталов; не зря Каролина Рэгг сказала когда-то репортеру в том памятном для Маргарет интервью, что «к югу от Брод-стрит до всего рукой подать».

– Ну все, дамы, – сказал на прощание девочкам мистер Рэгг. – Я зайду за вами ровно в девять. Постарайтесь разбить не слишком много сердец, во всяком случае в первый день.

Бал всегда был настоящим событием. Девушка первый раз надевала бальное платье и длинные белые перчатки, первый раз возвращалась домой за полночь, первый раз выпивала бокал шампанского. Это было волнующее преддверие того, что ожидало ее на будущий год: она должна была стать дебютанткой, центром внимания во время своего первого сезона.