Возвращаться - плохая примета - Галина Львовна Романова

– А как?!

Она похолодела, сразу поняв, о ком он говорит.

Семья Оленевых!

Убили мужчину – главу семейства, женщину – его жену, и двух ее дочерей. Убили жестоко, с ритуальным изуверством, истыкав острым предметом, предположительно ножом, область сердца в форме ромба. Пятый удар приходился в центр ромба, то есть в самое сердце.

За это убийство Вася Ветров получил срок в два с половиной десятилетия. От этого срока бежал из тюрьмы в поисках правды. Вон она – правда, топчется позади Арины и шепчет, шепчет откровения с поразительным равнодушием и спокойствием.

А может, это все же он – Ветров?! Господи, дай силы дотерпеть этот ужас до конца! Помоги!!!

– А как они погибли? Со смыслом, что ли?! Убийство не может быть… – кое-как протолкнула сквозь стиснутое чужой лапой горло Арина. И еле смогла закончить: – Со смысло-аам.

– Заткнись! – фыркнул все так же шепотом мучитель, впившись в ее локоть с такой силой, что она застонала от боли. – Много ты знаешь, малышка! Смысл есть во всем. Даже в том, как и за что ты убиваешь комара. Он ведь что? Правильно! Он сосет кровь, и за это ты его убиваешь. Просто шлепнула, и нет кровопивца! Так и с мерзостью людской… Когда люди перестают сознавать, где грань… Когда переступают ее и начинают делать кому-то больно, ты…

– Кому?! Кому сделала больно та семья?!

Она уже еле говорила. Горло болело, колени тряслись, а перед глазами плыли радужные круги. Даже шепот, казалось, стал раздваиваться. Обрел какое-то странное многоликое эхо, которое она, как ни силилась, все никак не могла узнать.

– Семья? – удивленно шепнул убийца и вдруг замотал головой, больно ударяя ее подбородком по затылку. – Семья попалась под руку. Виновата была Людочка. Она, мерзкая, она все изгадила… Как! Как все шло прекрасно! Она… Она мерзкая!

Чудовище вдруг задрожало. Шепот стал нервным, отрывистым, дыхание тяжелым. Арина поняла, что воспоминания о погибшей Людмиле для него до сих пор мучительны. Они связаны с какими-то сильными чувствами. Любовь? Но ведь Ветров тоже любил свою девушку, которая ждала его из тюрьмы. Неужели это все-таки он?!

– Василий? Это… Это ведь ты?! Это ты убил всех их, да?! Ты???

Прежде чем сознание ее покинуло, выдавленное чужой сильной рукой, она услыхала громкий хохот, прорвавшийся сквозь гримирующий обличье шепот. Громкий чужой зловещий хохот. И уже падая, последнее, о чем она подумала – это не он, это не Ветров…

Перцеву пришлось ехать на такси на работу, хватать в охапку Валечку и тащить ее домой. Без нее Сячинов не желал открывать глаза, не желал говорить и уж тем более не желал никого слушать.

– Отвали, Саня, – орал он, жмурясь на яркий свет люстры. Перцев готов был костер запалить, лишь бы поднять с дивана начальника. – Отвали, не встану!

– Сергей Иванович! – вежливо тормошил тот начальника за плечо, хотя стащить бы того за ноги да в ванну окунуть, в ледяную воду да с головой. – Ну, прошу вас, проснитесь! Надо ехать в отдел, подключать ребят. Ирка навела меня на такую мысль… Это очень важно!

– Нет ничего важнее личной жизни, Саня, – поднял вверх трясущуюся правую руку Сячинов и тут же второй рукой потянул на себя диванное покрывало, намереваясь замотаться в него с головой, чтобы скрыться от яркого света. И уже из укрытия пробубнил сонно: – Это и ты, и я понимаем. Тебе хорошо с Иркой?

– Да, – кивнул Сашка и тут же сморщился, голова болела.

– И мне хорошо с Валюшей. Как представлю, сколько времени я потратил зря! Вот оно, счастье-то, под рукой. – Из-под покрывала высунулась начальствующая длань с растопыренными пальцами. – Бери, хватай, наслаждайся! Нет же, надо сначала мордой в грязь… Мордой и в грязь! И снова мордой и в грязь!!! А счастье-то рядом и ждет тебя, и ждет. Не упусти Воробьеву, Саня! Кретином будешь!

– Не упущу, – с тоской заметил сам себе Сашка.

Вспомнил ее растерянные глаза, когда он рванул от нее на кладбище. И тут же наперегонки с головой душа заныла.

– Сергей Иванович, ну вставайте же! Надо в отдел ехать!

Из-под покрывала снова вылезла рука Сячинова. На этот раз с живописным кукишем. И он пробубнил вдогонку:

– Если Валюша попросит, тогда поеду.

– Так она на работе, Сергей Иванович!

– А ты ее привези, – капризно протянул тот, выпростал потную раскрасневшуюся физиономию и лукаво подмигнул: – Привезешь, поеду!

– Нет, ну что за блажь, Сергей Иванович?! – простонал Перцев и виски стиснул, стреляло, молотило, как на стрельбищах.

– Хочу, чтобы она меня попросила.

– А по телефону? Нет? Никак?

– Нет. Хочу, чтобы она попросила, по голове гладила, чтобы кофе мне сварила. Чтобы пожалела и… попросила. Хочу, чтобы Валечка. Все, Перцев, отвали!

Вот и пришлось лететь сломя голову в отдел, хватать в охапку Валечку, благо та не ломалась, а от радости быть полезной мчалась наперегонки с Перцевым до стоянки такси. Потом пришлось сидеть и терпеливо ждать, пока эти двое наворкуются.

Сячинов капризничал, как малыш, честное слово. А Валечка утешала, уговаривала и, кажется, получала от этого несказанное удовольствие. Перцева, если честно, с души воротило от подобных любовных игрищ. Но в интересах дела он терпел и ждал.

Где-то через час Сячинов вышел из подъезда, где теперь поселился, хоть и с жутким перегаром и красными глазищами, но гладко выбритым, в невозможно отутюженной форме, осанистым и властным.

– Собери совещание, – командовал он уже в служебной машине, которую срочно вызвали, Валечке, совсем забыв, как с полчаса назад ел с ложечки из ее рук овсяную кашку. – Вызови всех оперов.

– Так время-то сколько, по домам… – попыталась она возразить слабым от счастья голоском.

– Плевать! Тащи всех из дома, – проворчал он и тут же толкнул ее в пухлый бок локтем: – У тебя это неплохо получается, Валюш.

Собрались все еще аж через сорок минут. Расселись вокруг стола, кто злым, кто недоуменным, кто любопытным. Ванька, например, с непонятной завистью поглядывал то на начальника, то на Перцева, занявшего первый стул по правую руку от Сячинова.

«Спелись, спились, скорешились!» – читалось на его перекошенной физиономии. И он даже пытался пустить в адрес Перцева какую-то шпильку, но тот даже головы в его сторону не повернул. Он вдруг обнаружил, что его мобильник разрядился, и это стало тревожить так, что голова принялась болеть с новой силой. А он ведь час назад две таблетки принял, и будто утихомирилась канонада в башке, а тут снова-здорово.

За Ирку переживал? Конечно, переживал! Она могла звонить? Могла. И могла не дозвониться. И могла начать паниковать. Тут еще туман опутал город, словно саваном. А она всегда в туман депрессует.

– Итак, я хотел бы выслушать результаты расследования по делу Митиной, – начал трубным голосом Сячинов и звучно хлебнул из стакана мятного чая, приготовленного заботливой Валечкой в объеме трех литров. – Кто начнет?