Мао Цзэдун - Александр Панцов
Шрифт:
Интервал:
31 июля Политбюро ЦК РКП (б) по предложению Сталина приняло решение направить в Китай политическим советником при Сунь Ятсене старого члена партии Михаила Марковича Бородина, видного работника ИККИ105. Пост «высокого советника Гоминьдана» он должен был совместить с функциями нового представителя Коминтерна при ЦИК КПК, сменив Маринга.
Михаил Маркович Бородин родился в 1884 году, вступил в большевистскую партию в 1903 году, был хорошо знаком с Лениным, в первую русскую революцию сражался на баррикадах в Риге, участвовал в IV съезде РСДРП в Стокгольме (1906 г.). Затем, вплоть до 1918 года, находился вместе с семьей в эмиграции, сначала в Англии, потом — в США. Жизнь за границей наложила на него отпечаток: Бородин производил впечатление очень западного человека. Оба сына Бородина родились в Америке и русского языка не знали. «Высокий человек с львиной головой», — отзывается о нем Сун Мэйлин, свояченица Сунь Ятсена, обратившая внимание на то, с какой подчеркнутой светскостью относился Бородин к своей внешности. «Его длинная темно-коричневая грива волос, слегка волнистая, была идеально уложена, — вспоминает она, — …а пышные, хотя и не чересчур, усы придавали ему облик французского генерала… Его голос был довольно низким, баритональным; в нем чувствовались интонации американского Среднего Запада. Ни малейшего русского акцента не было. Говорил он медленно и четко и, если хотел оттенить какой-либо момент, еще более понижал голос — до густого баса. Это был человек, умевший себя контролировать; он обладал магнетизмом огромной силы»106. О «магнетизме» Бородина писал и хорошо знавший его американский коммунист Чарлз Шипман, подчеркивавший присущие этому «большому человеку» «чувство собственного достоинства, властность, ум и образованность»107. Весьма «импозантным» запомнился Бородин и Далину, агенту Коминтерна: «Высокого роста, с крупными чертами лица, сдержанный и вместе с тем общительный, простой, с живыми глазами, любивший шутку… В его обществе приятно было находиться. Немногословный, предпочитавший больше слушать, чем говорить, он вместе с тем в коротких фразах и репликах „выдавал“ свою точку зрения, свое отношение к событиям, к тем или иным людям»108.
В отличие от «товарища Филиппа» Бородин был более терпимым к китайским коммунистам. И в этом смысле, по словам Чжан Готао, «его нельзя было ставить на один уровень с Марингом»109.
Настоящая фамилия Бородина была Грузенберг, но так его уже давно никто не называл. Как и все в Коминтерне, за годы партийной работы он сменил много псевдонимов и кличек: Ванюшин, Кирилл, Александр Гринберг, Александр Гумберг, Майкл Берг, Георг Браун, Петр Александреску, Никифоров, Яков, Англичанин, Банкир. Китайцы будут звать его Бао Лотин. Или Бао гувэнь (советник Бао).
16 августа Сунь Ятсен направил в СССР специальную миссию. Во главе ее он поставил своего доверенного человека, боевого генерала и члена республиканского движения еще со времен «Объединенного союза» Чан Кайши (Маринг, готовивший визит делегации Гоминьдана в Россию, даже считал Чан Кайши «наиболее доверенным помощником Суня»)110. Помимо Чана в составе миссии находились еще один гоминьдановец и два коммуниста, в том числе Чжан Тайлэй. Эта делегация прибыла в Москву 2 сентября и в течение трех месяцев (по 29 ноября) знакомилась со структурой партийных органов, включая ЦК РКП(б), изучала работу советов, посещала воинские части, встречалась с руководящими деятелями Советского Союза, в том числе с Троцким, Зиновьевым, Калининым и Чичериным111. Тридцатишестилетний генерал Чан, моложавый, подтянутый, хорошо образованный, произвел на московских руководителей в высшей степени благоприятное впечатление. Он придерживался тогда левых взглядов, всячески демонстрируя свою «близость» к большевикам112. Понимая, очевидно, что вся его почта перлюстрируется российскими властями, он в одном из писем жене даже специально упомянул о том, что на досуге якобы читает «Капитал» Маркса. «Первая часть этой работы показалась мне очень трудной, — отметил он, — но зато вторая — и глубокой, и вдохновенной». В другом письме он с восторгом рассказывал: «Я очарован господином Троцким. Это энергичный революционер, которому в то же время присуща выдержанность». После этого работники Коминтерна недвусмысленно намекнули генералу на то, что желали бы видеть его членом коммунистической партии. Чан в принципе не возражал, объяснив, однако, что для вступления в КПК ему нужно сначала испросить разрешение у Сунь Ятсена. (Разумеется, ни в какую компартию он вступать не собирался, хотя и действительно был в то время левым.)113
По его просьбе Президиум ИККИ выработал в ноябре 1923 года резолюцию по вопросу о национальном движении в Китае и о Гоминьдане, в которой была дана новая трактовка «трех народных принципов» Сунь Ятсена. Коминтерн предложил Гоминьдану последовательную программу антиимпериалистической, национально-демократической революции, ключевым моментом которой являлся призыв к радикальной аграрной революции и национализации промышленности114. После принятия этого документа 28 ноября Президиумом ИККИ он был передан Чан Кайши. Чан доставил его Сунь Ятсену, который, по крайней мере формально, принял почти все рекомендации Коминтерна за исключением предложений по аграрному вопросу. Резолюция Президиума ИККИ будет им положена в основу второго раздела манифеста, который получит одобрение I съезда Гоминьдана в январе 1924 года.
В конце августа 1923 года в Китай прибыли Бородин и полпред СССР при пекинском правительстве Лев Михайлович Карахан. Последний остался в Пекине, а первый отправился в Кантон. Добраться туда он смог в начале октября. Вслед за Бородиным прибыли другие советские политические и военные советники115. В беседах с ними Сунь Ятсен живо интересовался опытом партийного, государственного и военного строительства в Советской России, ее позицией в международных вопросах. Особенно благоприятное впечатление на него произвел Бородин. В итоге в ноябре 1923 года Сунь Ятсен опубликовал «Манифест о реорганизации Гоминьдана» и проект новой программы партии. 1 декабря он выступил с речью о реорганизации на конференции Гоминьдана в Кантоне. В ней он в качестве цели определил создание мощной массовой партии, опирающейся не только на армию, но и на гражданское население. Он, в частности, заявил: «Сейчас к нам из России прибыл наш хороший друг Бородин. Русская революция началась на шесть лет позднее нашей. Однако русские сумели в ходе одной революции полностью осуществить свои идеи, положение революционного правительства там с каждым днем становится все более прочным. Почему же русские смогли, а мы не можем одержать победу? Они победили потому, что в борьбе принимала участие вся партия, которой помогали войска. Мы должны учиться у России ее методам, ее организации, ее подготовке членов партии, только тогда мы можем надеяться на победу»116.
К тому времени Мао Цзэдуна уже в Кантоне не было. В конце июля по решению Чэнь Дусю он вернулся в Шанхай. Вместе с Цай Хэсэнем, Ло Чжанлуном и Сян Цзинъюй он поселился в Чжабэе, на севере города, в небольшом переулке рядом с улицей Сяншаньлу (улица Ароматных гор). Для этого грязного рабочего района название улицы было явно неподходящим: запаха благовония там не чувствовалось. В начале сентября в Шанхай из Кантона вновь перебазировался ЦИК партии: несмотря на налаживавшееся сотрудничество с Гоминьданом, Чэнь Дусю предпочитал держаться подальше от Сунь Ятсена117, явно не желая, чтобы ЦИК КПК превращался в «придаток Гоминьдана»118. Центральный исполком разместился там же, где жили Мао, Цай, Ло и Сян.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!