Манчестерская тусовка - Николас Блинкоу

— Сколько времени? — спросил Джейк шепотом.

Джонни взглянул на часы и показал три пальца. Часы на передней панели видеомагнитофона показывали столько же. Джонни устанавливал таймер на семь утра. Он полагал, что Паскаль наверняка встает с петухами. Даже если нет, в десять кассета все еще будет играть. Он нажал пальцем на кнопку перемотки — проверить, на всех ли трех часах пленки есть запись. На полу рядом с ним лежала фотокопия записки, которую он целый час складывал, как похититель, из букв, вырезанных из «Ивнинг ньюс». Требование Pistolero:[78] «Пой-МАйТе ЛучшЕ эТогО иЗвРАщЕнцА!» А ниже — имя: Гэри Холлидей и адрес: Колчестер-Холл.

— Брось, — сказал Джейк. — Хватит. Надо уже валить.

— Да все нормально, чувак. Я почти закончил.

— Нет, правда. Надо выматываться.

Джейк старался, чтобы голос не выдал охватившего его отчаяния, но теперь он вспомнил точно: в ту ночь, когда, запыхавшись после уличной драки, он сел в машину к Холлидею, тот дал ему три кассеты. А наутро, провожая его до ворот Колчестер-Холла, Холлидей подмигнул и сказал:

— Теперь-то ты их точно не забудешь.

В пакете, который он ему вручил, кассет было уже четыре.

Джонни удивленно на него уставился.

— Чувак, угомонись. Говорю же тебе, уже почти все.

Кассета домоталась до конца и остановилась, и теперь Джонни держал палец на кнопке обратной перемотки, чтобы просмотреть последние секунды пленки и убедиться, что кассета дописана до конца.

— Не включай.

Джейк почувствовал, как рука крепче сжала нож.

Джонни поднес палец к кнопке воспроизведения.

Джейк наконец решился.

— На одной из кассет я.

— Чего?

— На одной из этих кассет… там я. Я, Холлидей и… ну и еще другие.

— Ты?!

Глаза Джонни округлились под прядями мокрых светлых волос.

Джейку не хотелось повторять.

— Пожалуйста. Брось ты это. Просто уйдем — и все.

— Нет.

Это было твердое, последнее слово Джонни, и произнес он его громко, не шепотом.

Джейк рванул через диван и протянул руки к стопке кассет под елкой. Джонни поднырнул под него сбоку и успел вмазать Джейку еще в полете. Джейк ударил в ответ, даже не заметив, что замахивается той рукой, которая сжимает нож — впрочем, он промахнулся. И упал лицом в ковер. Две руки крепко сжимали его запястья.

Он почувствовал над ухом дыхание Джонни.

— Тише, ты, придурок. Слушай меня. Хорошо, мы найдем твою кассету. Найдем, а остальные оставим здесь. Вот так.

Джейк кивнул. Джонни слез с него и вернулся к видаку, а Джейк тем временем стал пятиться обратно, пока не уткнулся спиной в край дивана. Там он снова затаился и мрачно наблюдал за тем, как появившийся на экране мальчик переметнулся от двери к кухонному столу и в следующую секунду уже оказался на нем голым.

— Эта?

Джейк помотал головой.

Джонни ждал, пока кассета выползет из магнитофона, и уже держал наготове следующую. Его пальцы стояли в готовности на клавишах перемотки и воспроизведения. На экране долго ничего не было, а потом замелькали какие-то фигуры, плохо различимые из-за помех, забегавших сверху вниз по экрану — невозможно было даже разобрать, где там толстые мужики, а где — тощие мальчики.

— Эта?

Джейк, низко опустив голову от стыда, сказал еле слышно куда-то в складку пиджака:

— Нет.

Джонни нажал на кнопку выброса. Механизм внутри магнитофона захрипел и невероятно медленно начал выполнять команду.

И тут в тишине над их головами что-то тихонько скрипнуло.

— Что это? — прислушался Джейк.

Джонни вцепился ногтями в кассету, выглянувшую из щели магнитофона. В другой руке он уже держал следующую.

— Где?

Джейк готов был закричать, но удержался и сказал шепотом:

— Он проснулся. Хрен с ними, с этими двумя, бери их и побежали!

Джейк уже вскочил на ноги и стоял в дверях гостиной, уговаривая Джонни бежать за ним.

Джонни помотал головой: он не отказывался, просто был сбит с толку. Он уже не знал, как сойти с ритма, который сам себе задал: промотать вперед — включить — остановить — выброс — достать — вставить следующую. В обеих руках у него было по кассете: одна уже просмотренная, вторая — новая. Он бормотал: ладно, ладно» и растерянно переводил глаза с одной на другую.

— Джонни, скорей!

Уже слышны были шаги в верхнем коридоре, но Джонни наконец разобрался в кассетах. Засунул первую обратно в магнитофон и привычным жестом нажал кнопку воспроизведения. Непросмотренные кассеты он сжимал в руке.

— Ладно, давай.

Джейк знал, что уже слишком поздно. Ухватившись за дверную ручку, он распахнул дверь и шагнул в снег. На лестнице за его спиной грохотали шаги Паскаля, но Джейк был уже неуязвим.

За неплотно прикрытой дверью мелькнула черная-пречерная фигура. Джейк прошел за ней вдоль дома и наблюдал в окно, как Джон Паскаль ворвался в комнату: одетый в длинный коричневый халат из терилена, напоминающего монашескую мешковину, с топором в руке.

Джонни было некуда бежать. Паскаль настиг его, когда тот пытался отползти, не поднимаясь с ковра. Паскаль возвышался над ним, замахнувшись топором и уставившись на экран телевизора, где двое мужчин прижимали к массажному столу худенького, вяло отбивающегося мальчика: один держал руку у него на спине и ягодицах, другой — на голове и плечах, а свободной рукой оба держались за члены. Пленка крутилась на обычной скорости, просто сам Паскаль застыл на «паузе». Когда он начал орать, это было похоже на тихое шипение, но с каждым вырывавшимся наружу словом оно набирало обороты.

— Дьявольское отродье! — кричал он. — Дитя Содома… Ты посмел принести это в мой дом, такой грех — в мой дом?!

Топор обрушился на ящик телевизора, трубка внутри разлетелась вдребезги и сыпнула искрами.

— В мой дом. В мой дом.

Снизу лицо Паскаля освещалось мелкими вспышками взрывающихся деталей, а праздничные огоньки раскрасили его в красный и голубой. Рот исказила злоба, а голова казалась грубо высеченной из камня: чересчур тяжелые цвета, слишком темные тени.

— Впустить сюда этого змея, из Геенны огненной, из самого Содома… В мой дом!

Джонни скакал по комнате на корточках, увиливая от топора в руках Паскаля. Он кричал:

— Это не я!

Паскаль крушил все вокруг в праведном гневе, сотрясая комнату оглушительными возгласами, ставшими уже совершенно нечленораздельными и направленными теперь непосредственно к Господу Богу.