Тито и товарищи - Йоже Пирьевец

Не акцентируя внимания на вопросе, несет ли Михайлович личную ответственность за коллаборацию с врагом, Маклин в своем донесении ограничился характеристикой великосербских, антихорватских и реакционных тенденций его политики, а также упомянул о его неспособности сплотить вокруг себя югославские народы и о его военной инертности. Его сообщение дошло до Лондона в то время, когда подтвердилось известие об изменении отношения немцев к четникам. Верховное командование вермахта в Юго-Восточной Европе 1 ноября выпустило коммюнике, в котором было сказано, что партизаны представляют чрезвычайно серьезную опасность. Поэтому теперь главная задача немецкой армии – не защищать Балканы от возможной высадки союзников, а разбить отряды Тито. Естественно, это привело к кардинальному изменению политики по отношению к четникам: уже 22 ноября британцы распространили сообщение о договоре между немецким командованием и представителем Михайловича в Черногории: в нем шла речь о прекращении их взаимной вражды на территории к западу от Сараева как о первом шаге организации общей борьбы против партизан[644].

Меморандум Маклина и информация, собранная разведывательными службами, окончательно убедили Черчилля в том, что партизаны – единственная группа сопротивления, которая успешно «бьет» немцев. На встрече с Ф. Рузвельтом и Сталиным во время конференции в Тегеране (28 ноября – 1 декабря 1943 г.) он заявил, что в борьбе против вермахта Тито достиг намного большего, чем Михайлович, и поэтому британцы намерены поддерживать его «всеми силами». При этом он завел речь о возможной высадке на севере Адриатического побережья, что обеспечило бы англо-американским силам прорыв через Люблянское окно в Среднюю Европу. Вероятно, Сталин взял это на заметку и, хотя тогда не уделил большого внимания югославским проблемам, в тайном договоре трех великих держав было записано, что необходимо помогать партизанам «как можно больше поставками и снаряжением, а также акциями коммандос». Рузвельт также выразил свое согласие, и американская разведывательная служба – Управление стратегических служб (УСС) – установила контакты с Тито и стала посылать ему из Бари оружие и одежду[645].

Переломные события весны и лета 1943 г. оказали большое воздействие и на внутреннюю обстановку в партизанском движении. Поскольку уже можно было прогнозировать окончание войны, стало ясно, что необходимо заложить основы нового государства еще более определенно, чем это было сделано на I сессии АВНОЮ. Руководители Коммунистической партии не сомневались, что оно будет коренным образом отличаться от прежнего. Светозар Вукманович – Темпо, представитель Тито в Македонии, Албании и Греции, в момент откровенности признался греческим товарищам: «Мы никогда не допустим, чтобы в Югославии восстановилась старая власть и чтобы были проведены “свободные выборы”. Мы принесли слишком много жертв, чтобы допустить это! Мы не позволим силам союзников прийти в наше государство. Только те силы, которые завоевали победу над оккупантом, могут проводить выборы новой власти.»[646] А Тито уже в 1942 г. опубликовал статью «Национальный вопрос Югославии в свете народно-освободительной борьбы», в которой он пытался примирить разные исторические традиции и территориальные интересы югославских народов, пообещав им федеративное государственное устройство[647]. На заседании Политбюро КПЮ он выдвинул предложение в этом духе: силы народно-освободительной борьбы должны отказать лондонскому правительству в праве выступать от имени народов Югославии и окончательно взять в свои руки власть в государстве. «Тито и все мы, кто принимал участие в этом заседании Политбюро, – писал Кардель, – осознавали, что это наше решение вызовет недовольство и негативную реакцию у правительств великих держав, и, особенно, что оно может вызвать определенные политические разногласия между Советским Союзом и западными великими державами. Настал момент, когда интересы народно-освободительного восстания и будущности наших народов были для нас важнее реакции великих держав»[648].

Для претворения этой политики в жизнь решили создать соответствующие организационные структуры, которые должны были представлять народы в будущей федерации. В Словении этого не нужно было делать, поскольку там уже действовал Освободительный фронт. А в Хорватии 17 марта 1943 г. создали комитет для созыва Антифашистского веча народного освобождения (АВНОХ), которое провело заседание в Плитвицах 13 и 14 июня и провозгласило себя верховным представительным органом государства. Это вече позиционировало себя как коалиция различных политических групп хорватов, сербов и других национальных меньшинств в Хорватии, но, как и Освободительный фронт в Словении, было полностью в руках коммунистов. Роль гегемона, которую дискретно, но решительно присвоила себе партия, т. е. ее верхушка, конечно, не могла предотвратить трений и конфронтаций, проистекавших из личных амбиций отдельных руководителей или из местных и этнических патриотических чувств. Характерно, что Тито с недовольством воспринял новость о присоединении Ис-трии, Риеки и Задара к Хорватии, провозглашенном Антифашистским вече народного освобождения Хорватии на заседании 20 сентября 1943 г. По его мнению, хорватские коммунисты, которых возглавлял Хебранг, приняв такое решение, присвоили себе суверенитет, принадлежащий исключительно Югославии как общему государству. Однако общего государства в сущности еще не было, поскольку Верховный штаб не имел достаточного влияния на территориях АВНОХ и Освободительного фронта[649]. В любом случае националистический настрой хорватского лидера, контролировавшего в период с лета 1942 до лета 1943 г. примерно 50 % всех партизан, казался большинству членов Политбюро всё более опасным. И всё это происходило еще до II сессии АВНОЮ[650].

* * *

Словенских национальных устремлений, едва прикрытых пропагандой «братства и единства» югославских народов, Тито и его ближайшие сербские и черногорские сподвижники также не одобряли, но относились к ним с большей осторожностью, чем к хорватским, поскольку понимали, что партизанское движение в Словении без его патриотической составляющей было бы весьма слабым. Когда в начале октября 1943 г. Освободительный фронт созвал в Кочевье заседание депутатов словенского народа, на котором провозгласил присоединение Приморья к Словении, никто не решился опротестовать эту декларацию суверенитета, чтобы не вызвать у словенцев латентное неприятие общей жизни в рамках Югославии. Впрочем, несомненно, что на относительную самостоятельность как словенцев, так и хорватов в Верховном штабе смотрели с растущим беспокойством. Это было заметно уже весной 1943 г., когда Арсо Йованович и Иво Лола Рибар, прибыв из Словении, дали довольно тревожную оценку ситуации в ней. Они обвинили словенских «товарищей» в том, что их действия не соответствуют стратегической революционной деятельности Верховного штаба [651].