Глинтвейн для Снежной королевы - Нина Васина

И не слышал, как Гоша растерянно сам себе прошептал:

– Пажом, это значит – при королеве…

В квартире Лера молча протянула ладонь и получила от Капелюха свою двадцатку.

– То-то же! – удовлетворенно сказала она при этом.

Рассерженный Самойлов оставил пакет с едой у двери и молча отправился в спальню, закрыв за собою дверь.

Он лег на кровать в пальто, закрыл глаза и постарался сосредоточиться. Ему теперь очень не нравилось это дело о пропаже Антона Капустина, очень! Потому что оно не имело никаких известных Самойлову связок. Почему у грека Корамиса оказался другой ребенок? Старик отлично помнил лицо пропавшего Антона с фотографии – ему с одного взгляда стало ясно, что на фотографиях из Бостона cовсем другое лицо, другая лепка черепа, надбровные дуги, ноздри – все не то. Разве что разрез глаз похож…

Итак, Антон Капустин. Девочка с десятого этажа, которая пошла относить письмо. Их объединяет аномалия в строении тела. По этой ниточке можно предположить, что вьетнамская женщина, застраховавшая свою жизнь на большую сумму и тоже отличающаяся странной аномалией, наверняка застраховала свою жизнь не просто так, а из опасения за ее сохранность. Конкретно… Чего же она опасалась? Хотя… Не может быть никакого «наверняка», когда речь идет о вьетнамке из общежития «Салют» на Загородном проезде. Простому белому человеку, чтобы затеряться, нужно спрятаться в нору, а вьетнамке поселиться в «Салюте» – там по двадцать человек в пятиместном номере. Никто никогда ее не найдет.

Это что же получается, уважаемый Прохор Аверьянович? Получается, что после ухода из отдела по розыску пропавших ты влип… в розыск пропавших, причем даже без намека на хотя бы одну версию. Самую никудышную, слабенькую версию! Нет ее.

Старик резко сел и потянулся к телефону. Трубку взяли после первого гудка.

– Самойлов беспокоит, – сказал он, в душе проклиная свою неуемность. – Помните, вы говорили о бывшем десантнике в тренировочных штанах, который пошел за хлебом, а его тело потом нашли в лесу? Года три назад в городе была обнаружена парочка изувеченных животным мужских тел. С перерывом месяца в три. Ребята из убойного отдела грешили на циркачей, версия провалилась, но тогда тормошили всех зарегистрированных хозяев медведей и крупных хищников. Я тут подумал… В Москве есть тотализатор подпольного бойцовского клуба, я точно знаю – есть. Человек подписывает договор на бой и сам не знает, когда и где он произойдет. Безоружный человек против собаки, или с ножом – против медведя. Отличная конспирация – перед боем за ним пару дней следят, подхватывают и сажают в машину прямо с улицы. Да, именно так – когда, например, он выбежит в тапочках в булочную за хлебом. Потому к ним так трудно внедриться.

Самойлов помолчал, слушая собеседника на том конце провода. Собеседник интересовался, откуда пришла версия.

– Куда вы вывезете мертвого медведя, зарезанного в бою ножом на потеху зрителям? Если захоронить его возможности не будет, вывезете в лес. Я подумал, что таким же образом можно бросить и тело убитого медведем человека. Три года назад они избавлялись от трупов в городе, потом, когда их зацепили – а ведь получается, что наверняка зацепили, проверяя хозяев животных! – они поумнели и тоже вывезли тело в лес. Да не за что… С чего бы я начал? Я бы передал дело в убойный отдел и попросил их связать это с висяками трехлетней давности. В Москве медведя или выводок крупных бойцовых собак держать не будут – вывезут в область. Могут и куда подальше – к Ярославлю или к Твери. Но бои контролирует Москва. Выйти на клуб можно через животных. Нет, спасибо, у меня уже есть работа. Нет, времени свободного практически не бывает. Нет, пока – никаких соображений по делу сестер Ялиных. Разве что съездить и слазить в колодец?… Извините, это я бурчу по-стариковски.

В дверь спальни постучали.

– Старик! – позвала Лера. – Тебе письмо принесли. Заказное. Я чай сделала и бутерброды.

На обратном адресе стояло: «Инка». Старик хмыкнул, но обрадовался.

«Дед! Привет! Ты еще тащишься? Извини, но я посмотрела твой адрес по прописке в паспорте (я при первой же возможности порылась у тебя в портфеле). Ты мне понравился, и вот я тебе пишу. Дед, я скоро умру, так ты приезжай в мой дом, приходи на чердак, там, помнишь, где я сидела в тот раз, я оставила немного своих мыслей, так ты их забери, пожалуйста, себе. Дарю! Да, чуть не забыла, ты спрашивал про мой шрам на руке – так это я закрылась рукой, когда Зойка хотела меня в кровати топором зарубить. Потом я побежала в коридор, чтобы выскочить на крыльцо и позвать на помощь, я кричала, а когда успокоилась, Зойка исчезла – как и не бывало ее. Пропала! Когда приехала милиция искать труп, они даже привозили лабораторию в фургоне, все копали, выкопали из земли кости, дальше ты уже знаешь. Они так и не нашли ее труп, я немного потом запуталась, кто кого хотел убить, но кровь моя была – это точно. Я никому об этом не рассказывала, все-таки она моя сестра, нас осталось всего двое. Две уродки с шестью пальцами на руках. Значит, она стала привидением, обрезала косу, покрасилась и теперь приходит ко мне по ночам, приезжает с последней электричкой. Дед, когда ты приедешь за моими мыслями, найди уж, пожалуйста, и мой труп, мне просто интересно, куда она его запрячет, но ты ведь уже все облазил, тебе будет легко. И не забудь, я тебе кричала про колодец! Там есть ниши. Две. Приезжай. Купи два кило апельсинов. Я их ужас как люблю. Инка».

– Черт знает что такое! – закричал Самойлов, комкая письмо.

В кухне тут же раздался звон упавшей чашки. После чего стало подозрительно тихо. Старик поспешно стащил пальто, утер вспотевший лоб ладонью и решительно направился по коридору.

Гоша сидел за столом в углу у окна, как раз на месте, облюбованном Самойловым. Лера примостилась рядом с ним, прислонившись к подоконнику. Самойлов осмотрел стол, и сердце его екнуло: девчонка выставила для чаепития тот самый старинный китайский сервиз. Заварочный чайник, сахарница, молочник и три чашки на блюдцах.

– Что ты разбила? – спокойно поинтересовался он, усаживаясь на неудобное место у двери.

– Чашку, – пожала плечами Лера. – Это судьба.

– Какая еще судьба? – начал закипать Самойлов.

– Элиза очень хотела чашку, а ты ей не отдал. Вот…

– Убирайся из моего дома, – неожиданно для себя Прохор Аверьянович затрясся и сжал кулаки. – Немедленно! Иначе я за себя не отвечаю!

Лера молча протянула Гоше ладонь. Тот, избегая смотреть на Самойлова, начал рыться в карманах.

– У меня… нет долларов, – прошептал он.

– Ничего страшного, – успокоила Лера. – Меня устроит и в эквиваленте.

Самойлов, чувствуя себя полным дураком, смотрел, как Гоша выгребает деньги на стол и пересчитывает их, набирая следующую двадцатку. Заподозрив неладное – слишком уж спокойной и самоуверенной выглядела девчонка, – Прохор Аверьянович решил осмотреть пол и заглянул под стол. Не обнаружив никаких осколков, он встал и открыл дверцу под раковиной. Поверх вчерашнего мусора в ведре лежали осколки старой щербатой чашки, которую некурящий Самойлов иногда подсовывал своим гостям вместо пепельницы.