Четыре подруги эпохи. Мемуары на фоне столетия - Игорь Оболенский

Валя начала пить, когда вышла замуж за Толю Серова. Летчик-герой любил выпить, и Валя, которая до встречи с ним к спиртному не притрагивалась, стала пить за компанию, чтобы ему меньше досталось. И втянулась. Потом Толя погиб, Серова вышла замуж за Симонова. Популярность, приемы, поклонники. И все… Ну а когда Симонов ушел от нее, то Валя вообще сорвалась. Толя, сын ее, бандитом стал, дачу сжег. Однажды Валентина Васильевна позвонила мне: «Римма, приезжай, спаси меня». Оказалось, Толя разбушевался, двери в квартире начал рубить. Мне и самой страшно стало, думала, а ну как он и мне саданет топором.

А когда Толю посадили, у Серовой стал жить какой-то мальчик. Помню, пьяная Валя открывает мне дверь и говорит: «Познакомься, Римма, это Сюся. Моя последняя любовь».

На ней был синий спортивный костюм, нос, который и так был большим, от болезненной худобы стал еще больше. Ничего похожего на прежнюю Серову. Ее и на улице уже не узнавали.

Страшный конец…

В один из первых весенних дней 1953 года в столичном аэропорту «Внуково» творилось что-то невообразимое. Шумная толпа, состоящая преимущественно из молодых людей, с огромными букетами цветов встречала рейс из Италии. Больше всех суетился стройный невысокий юноша в надетой не по погоде фетровой шляпе.

Двадцатидвухлетний студент ВГИКа Николай Рыбников с замиранием сердца ждал выхода членов советской делегации, возвращающихся с Венецианского кинофестиваля, на котором картина «Садко» получила первый приз. Правда, приехал Рыбников не только «поболеть» за своих. Главной целью его приезда была очаровательная сокурсница Аллочка Ларионова, сыгравшая в «Садко» главную роль.

Рыбников влюбился в красивую девушку еще на первом курсе. Но та не обращала никакого внимания на ничем, в общем-то, не выделяющегося паренька, приехавшего покорять Москву из Волгограда.

Да он, скромняга, ни на что и не претендовал. Вот и сейчас, увидев появившихся в зале прилета коллег, передал Ларионовой, увлеченно обсуждавшей что-то с актером Иваном Переверзевым (с которым у нее был страстный роман), букет цветов и отправился в студенческое общежитие ВГИКа в подмосковный Бабушкин.

Вот здесь Рыбников был настоящей звездой. На такие розыгрыши, какие он устраивал соседям по этажу, во ВГИКе больше не был способен никто. Однажды излишняя веселость едва не сломала юному студенту всю жизнь. Дело в том, что кроме блестящих актерских способностей Рыбников обладал еще и даром имитирования голосов известных людей. И в один из дней, собрав в своей комнате чуть ли не половину общежития, он, спрятавшись в шкаф, голосом Левитана зачитал правительственное сообщение о снижении цен. Народ ликовал: по радио объявляли, что с 1 апреля цены на хлеб снижаются в 5 раз, на водку — в 7, а спички и соль вообще становятся бесплатными. Через несколько дней за компанией шутников во главе с Рыбниковым пришли люди из органов. За окном был 1951 г., и подобный «розыгрыш» чекистов почему-то не рассмешил. Рыбникова исключили из комсомола и собирались исключить из ВГИКа. Спасла будущую звезду советского кино роль Петра I, которую Николай блестяще играл в студенческом театре. За Рыбникова вступилось руководство курса и отстояло его право продолжить обучение.

Жизнь Аллы Ларионовой в это время шла параллельно жизни Рыбникова. Студенты виделись только во время занятий, и Николаю приходилось довольствоваться ролью стороннего наблюдателя за успехами обожаемой им Аллочки.

В год окончания института она снялась в фильме «Анна на шее» и стала одной из самых известных актрис страны. Вместе со славой пришла наконец и материальная обеспеченность. О своих слезах во время поездки в Италию Ларионова теперь вспоминала со смехом. Тогда, увидев на горничной их отеля модные чулки — предел мечтаний всех советских женщин той поры, Алла, которую по распоряжению тогдашнего партначальника Анастаса Микояна специально для поездки на Венецианский кинофестиваль одели в казенное платье из белого ситца, не сдержалась и разрыдалась.

Но вскоре ей вновь придется много плакать: о себе заявили вечные спутницы популярности — сплетни и зависть. В газете «Правда», каждая статья которой имела такую же силу, как статья какого-нибудь закона, появился фельетон о только что снятом с должности министра культуры Александрове, известном своими любовными похождениями. В список «гарема» бывшего министра молва занесла и Аллу Ларионову. Завистники утверждали, что Александров купал актрису в ванне с шампанским. Разбираться в том, правда это или нет, никто не стал. И на все киностудии было разослано уведомление, согласно которому приглашать Ларионову на съемки отныне запрещалось.

Однако капитуляция без боя в планы актрисы не входила. Узнав о том, что она попала в «черный список», Ларионова написала письмо новому министру культуры Михайлову и «как комсомолка» попросила разобраться с «порочащими ее имя сплетнями». И ведь разобрался министр! Даже ответ молодой актрисе написал, в котором сообщал, что все выяснил и «уже отдал все соответствующие распоряжения».

Одним из первых, кто поздравил Ларионову с «реабилитацией», был Николай Рыбников. Он по-прежнему был влюблен в Аллу и, несмотря на уговоры друзей, все еще таил надежду стать ее мужем. Тогда, наверное, Ларионова впервые и обратила внимание на своего поклонника, оказавшегося самым верным. А многие «друзья», прослышав о негласном решении «не пущать» больше актрису в кино, куда-то исчезли, бросив на прощание: «Ты, Аллочка, еще радуйся, что Берию расстреляли. А то бы ты не к Александрову, а к нему в гарем угодила».

Рыбников к тому времени уже стал по-настоящему известным актером. Пока вся страна смотрела «Весну на Заречной улице» и распевала песни его героя, Николай снимался в «Высоте» — другом культовом фильме пятидесятых.

В один из съемочных дней Рыбникова пригласили к телефону и по секрету сообщили, что у Ларионовой несчастье: Иван Переверзев, ребенка которого она носила, женился на другой женщине. «Где она? — спросил Рыбников. — В Минске? Я вылетаю».

Предложение стать его женой он сделал Ларионовой в новогоднюю ночь 1957 года. И 2 января, как только открылся минский ЗАГС, молодые расписались. На премьерном показе «Высоты» в московском Доме кино они уже сидели рядом. И когда герой фильма, которого тоже звали Николай, произнес с экрана: «Эх, прощай, Коля, твоя холостая жизнь!» — зал взорвался аплодисментами.

Пара Ларионова — Рыбников была одной из самых красивых семейных пар Советского Союза. Жили они в роскошной пятикомнатной квартире с камином в центре Москвы, воспитывали двух дочерей, много снимались и, как и положено, представляли советское кино на зарубежных кинофестивалях и встречах «деятелей партии и правительства с деятелями культуры».

Однажды их вместе с Нонной Мордюковой и Вячеславом Тихоновым, бывших тогда мужем и женой, и Федором Бондарчуком и Ириной Скобцевой пригласил к себе на дачу Никита Хрущев. После обеда Никита Сергеевич решил поговорить с артистами о планах повышения урожайности на полях страны.

Минут через двадцать увлеченно говорящего что-то «о кукурузе и свекле» Хрущева перебил Рыбников: «Да ладно, Никита Сергеевич. Вы лучше нам что-нибудь про Кубу расскажите». Генсек на минуту растерялся, а потом… посоветовал актеру внимательно прочесть свежий номер «Правды», в котором как раз и было написано о Кубе.