Правда о Первой Мировой войне - Бэзил Генри Лиддел Гарт

На побережье в районе «Y» высадка протекала без выстрела; ни один турок не показался. Но старший там начальник, полковник Матью, предпочел пассивное ожидание дальнейших приказов. «Кучки войск лениво сидели на утесах», и только поздно вечером они попытались окопаться. Когда стемнело, подоспел один турецкий батальон и организовал серию контратак, направленных против обоих батальонов британцев. Вскоре после 7 часов вечера турки, несколько раз успешно отбитые, отступили в беспорядке.

Но атака, возобновленная ими ночью, привела к таким потерям и смятению в рядах обороняющихся, что войска были охвачены паникой. Ряд тревожных донесений был сигнализацией передан судам, и множество беглецов бросилось к взморью, переполняя лодки, присланные для эвакуации раненых. Паника продолжалась и после исчезновения турок. Матью, не получая ответа на свои срочные требования подкреплений, скрепя сердце решил последовать примеру своих беглецов. К 11 часов 30 минут утра весь отряд погрузился обратно на суда. Несколько часов спустя морская разведывательная команда (naval party) под руководством лейтенанта Кейса пристала к берегу и произвела длительную разведку в поисках раненых. Отряд ни разу не был обстрелян.

Если что-либо может оправдать действия Матью и предшествующую его бездеятельность, то лишь еще большее бездействие и пренебрежение к подчиненным его начальника, Гунтера-Уистона. За сутки пребывания войск на суше «ни одно распоряжение, ни одно слово не поступило от штаба дивизии». Ни один офицер не прибыл навестить войска, никакого ответа не было послано на настойчивые просьбы Матью.

А когда рано утром 26-го числа вновь вмешался Ян Гамильтон с предложением использовать французскую бригаду (6 батальонов), то Гунтер-Уистон не мог придумать ничего лучшего, как высадить их на берег в районе «W», где налицо был противник. Умеренный приговор официальной истории о возможностях, упущенных в точке «Y» взморья, гласит:

В районе АНЗАК также предоставлялись возможности, хотя осуществлению их здесь помешала инициатива противника, неизвестного тогда еще Мустафы Кемаля[39]. Внезапный десант англичан выбросил здесь на берег к 5 часам утра 4000 человек и затем к 8 часам утра еще 4000 человек. Побережье охраняла только одна турецкая рота. Вторая рота стояла на берегу больше чем на милю, южнее; два батальона и батарея – в частном резерве в 4 милях от берега: наконец еще дальше находился общий резерв в составе 8 батальонов и 3 батарей под начальством Мустафы Кемаля. Он был в поле, наблюдая за обучением одного из полков, когда внезапно появилось много жандармов без головных уборов и оружия, неистово бежавших по направлению к нему и кричавших: «Они идут, они идут!» – «Кто идет?» – «Англичане, англичане!». Кемаль повернулся и спросил: «У нас есть шрапнель?» – «Да» – «Хорошо. Вперед!».

Став во главе роты и приказав остальным частям полка следовать за ним, Кемаль бегом направился к большому разделявшему местность хребту Чунук-Баир, и прибыл туда вовремя (около 10 часов утра), чтобы достигнуть вершины и помешать наступлению передовых частей австралийцев, карабкавшихся туда же по более отвесным склонам с запада. 500 турок удерживали здесь 8000 австралийцев, но постепенно турки накапливались, и к вечеру число их достигло 6 батальонов (около 5000 человек). С 4 часов дня турки предприняли целый ряд контратак, которые оттеснили австралийцев, но которым все же не удалось прорвать их редкий фронт. Обе стороны потеряли около 2000 человек (турки по отношению к их числу пострадали серьезнее). Но необстрелянным австралийским частям пришлось действовать на незнакомой местности, под обстрел они попали в первый раз (это было их первое боевое крещение), и моральное действие шрапнели горсточки орудий противника оказывалось тем большим, что своих орудий у них не было.

Хотя к 6 часам вечера на берегу было уже 15 000 человек, фронт представлял собой тонкую линию, занятую перемешавшимися частями, а взморье было усеяно отдельными бойцами, которые вернулись сюда, скорее потерявшись, чем потеряв самообладание. Зрелище это усиливало опасения командиров, которые сами находились позади, и доклад их Бордвуду, когда он высадился на берег в 10 часов утра, был так мрачен, что он послал Яну Гамильтону донесение следующего содержания:

Был отдан приказ послать все имевшиеся в распоряжении шлюпки и катера к этому пункту побережья.

Только по счастливой случайности донесение это вообще дошло до главнокомандующего. Впопыхах оно никому не было адресовано. Оно было доверено одному из моряков, отправлявшемуся на флагманское судно. Там он его передал адмиралу Тюреби. Прочтя донесение, Тюреби решил отправиться на берег и обсудить вопрос эвакуации войск с Бордвудом, но в это время неожиданно то мыса Хеллес подошла «Куин Элизабет» с Яном Гамильтоном, и взамен этого Тюреби отправился к нему с докладом. Таким образом ряд счастливых неудач помог важному донесению Бордвуда вовремя достигнуть Яна Гамильтона.

Инстинкт руководил им в принятии весьма ответственного решения, потому что других руководящих данных или советников а его распоряжении не было, да и не было времени постараться их получить. Ответ, который он написал, увековечен в его резолюции:

Как свежий ветерок, этот определенный и бодрый приказ рассеял тяжелую и насыщенную слухами атмосферу на взморье. Тыл перестал говорить об эвакуации, а фронт вообще не знал, что о ней толковали. Когда настало утро, выяснилось, что страшный противник действительно дает войскам передышку. Дело в том, что Мустафа Кемаль не имел резервов, с которыми он мог бы возобновить свои контратаки, а шрапнели его горсточки орудий больше не были страшны войскам, окопавшимся и зарывшимся в землю. Скорее турки были теперь деморализованы огнем флотилии, особенно действием крупных 15-дюймовых снарядов, посылаемых им «Куин Элизабет».