Крах конного блицкрига. Кавалерия в Первой Мировой войне - Максим Оськин

Также оборонительным действиям германских подразделений должна была способствовать и география местности. А именно — перемешанные между собой леса и озера. В первую очередь это относится к Мазурской озерной системе, которая, словно щитом, закрывала Восточную Пруссию от русского вторжения со стороны Немана. То есть как раз со стороны полосы наступления 1-й русской армии. Все это знали и в России, но что же можно было поделать? Согласно предположениям русского Генерального штаба, оборонительная линия Мазурских озер должна была:

«1) в первые дни мобилизации обезопасить внутренность [Восточно-Прусского] района от разрушительных попыток нашей кавалерии, суживая полосу ее свободного движения в пределы района;

2) прикрыть сосредоточение внутри района германских сил, задерживая наше наступление в кратчайшем направлении и заставляя нас или форсировать эту преграду, или предпринимать обходы, которые заставят нас, кроме потери времени, еще и приблизиться к сфере влияния крепостей Кенигсберга или Торна»[239].

Нельзя забыть и о том, что русская кавалерия должна была выполнять две задачи: набег в Германию и прикрытие собственного сосредоточения. Если против Австро-Венгрии (Юго-Западный фронт) ставилась задача прежде всего прикрытия, то для 1-й армии Северо-Западного фронта — набега. Но ведь и вторую задачу никто не исключал. Поэтому осторожничавшие русские кавалерийские начальники и старались отлынивать от первой задачи — активной, одновременно тщательно выполняя вторую задачу — пассивную. Н.Н. Головин справедливо пишет: «Мы считаем, что одной из основных причин того, что большей части нашей армейской конницы не удавалось в первый период войны… глубокое проникновение [на неприятельскую территорию], являлось то, что все ее действия были связаны необходимостью выполнения также и задач по прикрытию районов сосредоточения, то есть тех задач, которые должна была бы выполнять дивизионная (то есть войсковая) кавалерия, поддержанная подвижными пехотными частями»[240].

Главной же причиной неуспеха стал сам характер использования кавалерии для производства набега. Этот набег готовился в течение многих лет, а на практике окончился пшиком. Как говорится, «гора родила мышь». Конница получила ограниченные задачи на разрушение железнодорожной сети с целью помешать эвакуации приграничья и маневрам противника, в то время как следовало, наверное, бить живую силу неприятеля. Разброс конницы в качестве прикрытия сосредотачивающихся в приграничной полосе войск проводился в жизнь без учета дальнейших действий русской конницы большими массами. Правда, этот тезис неприменим как раз к 1-й армии. Но здесь и фронт развертывания был весьма невелик, а количество кавалерийских дивизий в связи с планами набега в пределы Восточной Пруссии велико. Как считает участник войны — кавалерист (начальник штаба Кавказского кавалерийского корпуса в 1916 году), «этот конный кордон являлся не более как историческим пережитком, так как это развертывание конницы в приграничной полосе было отражением задач массового вторжения конницы в район мобилизации и сосредоточения противника с целью смешать карты в начинающейся стратегической игре. Впоследствии, по различным причинам, наше высшее командование отказалось от идеи массового вторжения и ограничилось лишь частными задачами некоторым кавалерийским дивизиям по разрушению участков железнодорожных магистралей на территории противника. Таким образом, кордонное расположение конницы хотя и оставалось, но уже как форма, лишенная своего прежнего содержания. Этот план развертывания говорит о полном отсутствии сознания у нашего высшего командования идеи использования крупных кавалерийских масс на важнейших направлениях»[241].

Итак, как уже было сказано, стратегической конной группировкой 1-й армии стала группа, объединенная под начальствованием конкомдива-2 ген. Г. Хана Нахичеванского. В этой должности Хан пробыл всю Восточно-Прусскую наступательную операцию. Первоначально, когда конница использовалась лишь для прикрытия мобилизации и сосредоточения в приграничных районах, Хан Нахичеванский был назначен начальником конного отряда из 2-й и 3-й гвардейских кавалерийских дивизий. Но уже 21 июля, на третий день войны, он стал начальником «правой группы армейской конницы» в составе 1-й гвардейской, 2-й гвардейской, а также 2-й и 3-й кавалерийских дивизий, в чьих рядах состояло семьдесят шесть эскадронов при сорока восьми орудиях и тридцати двух пулеметах.

Прежде всего эта конная масса должна была вести разведку перед фронтом 1-й армии, пользуясь несомненным преимуществом перед германской кавалерией, также выдвинутой вперед. Но как раз с этим группа Хана справилась хуже всего. Поэтому-то, невзирая на большое количество конницы, в течение всей операции штаб 1-й армии имел самые смутные сведения о противнике. Именно поэтому первые сражения — под Сталлупененом и Гумбинненом — стали для 1-й армии неожиданными. Именно поэтому командарм-1 не смог выявить сути германского маневра после Гумбинненской победы (перегруппировка немцев против 2-й русской армии). Именно поэтому в ходе контрнаступления 8-й германской армии в двадцатых числах августа (маневр главных сил неприятеля в промежутки между Мазурскими озерами и выход врага на южный фланг 1-й армии), генерал Ренненкампф также ничего не знал о передвижениях противника буквально до самого последнего момента. В какой-то степени это оправдывается неверной подготовкой русской конницы мирного времени: «Хотя в мирное время усиленно готовили кавалерию к разведывательной службе, но готовили главным образом мелкие части; в организации разведки практиковались главным образом на маневрах. Причем обычно разыгрывался первый, так сказать, акт разведки: выдвижение разведывательных частей для разыскания неприятеля, когда он находится далеко; организация разведки после прорыва передового неприятельского расположения практиковалась редко, о ней не думали или думали очень мало…»[242].

Согласно предвоенным взглядам, считалось, что каждая армия будет самостоятельно осуществлять свою операцию, поставленную перед ней высшим командованием. Таким образом, армии имели открытые фланги и сами заботились об их обеспечении. Армейские резервы и общий порядок строился в один эшелон. Потому командармы и ставили на фланги конницу, чтобы прикрыть их, зато здесь от нее все равно не было особенного толку, так как вести разведку перед общим фронтом было некем. Особенно пагубно это сказалось на 2-й армии, имевшей втрое больший фронт наступления, чем 1-я армия, а также и вдвое меньше кавалерии. Таким образом, на первом этапе борьбы предусматривалась только армейская операция, в то время как фронтовые управления создавались скорее для координации действий армий, а не для объединения их усилий во имя успеха общефронтовой операции.