Пленница наследника короны - Валентина Гордова

Отделившуюся от стены и рванувшую наперерез коню тень я заметила краем глаза, а уже в следующую секунду примерно в метре от земли засветилась магическая натянутая сеть.

Конь пригнулся и пробежал под ней.

Я успела лишь дёрнуться в попытке прикрыть голову руками.

Удар! Боль, что глухо ударила сразу везде.

Крайне странный, едкий, показавшийся смутно знакомым запах сладких цветов я ощутила уже в падении на землю.

Но повторного удара, в этот раз на спину, не последовало.

– Поймал, – прозвучал полный облегчения незнакомый мужской голос над головой.

Поняла, что меня действительно поймали, спасая как минимум от синяков по всей спине, и теперь крепко удерживали, прижимая к груди, мускулы которой ощущались даже сквозь плотную ткань кажется пальто.

– Девушка, что же вы на лошадь сели, если ездить не умеете? – пожурили меня мягко и насмешливо.

Чувствуя, что вот-вот потеряю сознание, я приложила немало усилий для того, чтобы поднять ужасно тяжёлую, плохо слушающуюся руку, потянуться к карману на мужской груди и за выглядывающий листочек вытянуть свежую, словно только что сорванную веточку, густо увешанную ярко-синими цветочками.

Запах усилился, подтверждая худшие из опасений.

Безнадёжно проваливаясь в беспамятство, я обессилено уронила и руку, и голову.

Последним, что выхватил взгляд из нахлынувшей темноты, были глаза.

Тёмно-фиолетовые, ярко горящие во тьме глаза.

Запястья жгло, и именно эта долгая ноющая боль заставила медленно, с трудом вынырнуть из сна.

Спать хотелось невыносимо. Меня то поднимало на поверхность, то вновь утягивало на дно, где не было звуков и ощущений, лишь тишина, спокойствие и умиротворение.

С большим трудом и с далеко не первой попытки мне удалось разлепить ресницы на несколько мгновений.

Толстая верёвка и стянутые вместе запястья перед лицом.

Темнота… долгая, липкая и тёплая.

Горшок на тумбочке, а в нём – усыпанное синими снотворными цветами растение.

Тьма…

Окно, за которым я разглядела лишь день, прежде чем обессилено погрузиться обратно под толщу воды, покинув реальность и вернувшись в сон.

* * *

Какая-то назойливая мысль неустанно тянула проснуться.

Мне нужно было что-то сделать. Что-то важное, очень важное, и времени терять было нельзя.

Но что сделать?

Я пыталась вспомнить, напрягала распухший мозг и из остатков сил ковырялась в липких мыслях, пока наконец не добрела до понимания.

Цветок. Мне нужно убрать от себя цветок, не дающий проснуться. Выкинуть в окно или за дверь.

Но как я ни старалась, проснуться не выходило. Слабое тело не слушалось, глаза не открывались и меня постоянно уносило в сон.

* * *

– Уверен, что это хорошая идея? – просочился, подобно песчинкам в крохотную щель, нервный мужской голос в моё сознание.

Кому он принадлежал, где находился мужчина и когда именно я услышала эти слова – понять не могла.

Через, кажется, целую вечность прямо над головой послышался голос уже другой, тоже мужской, но очень грубый и хриплый.

– Больше суток спать под аэрией нельзя, маги от этого голову теряют.

Негромкий скрежет керамики по дереву и шелест листвы и цветов.

– Это как? – не понял второй.

– А мне почём знать? Я не маг, – отдаляющийся ответ первого и совсем глухое уже за пределами комнаты, – но хозяин приказал унести.

Значит, хозяин. Тот ли это маг, что сбил меня с лошади в вечер пожара в замке? А когда вообще был пожар? Кто-нибудь пострадал от огня? А от разъярённого Агвида Йоргена? Нашёл ли он свою Аллисан? И что сделал?

Столько вопросов зароилось в голове. Они вспыхивали огоньками один за другим.

Очень долго я лежала, не шевелясь. Напряжённо прислушивалась к звукам из другой комнаты. Отстранёно радовалась, что в сон больше не тянет, только, не смотря на сутки сна, ощущалась не бодрость, а измождённость.

Запястья горели от явно перетянутой верёвки на них. На ногах пут не ощущалось – я напрягла и расслабила их несколько раз, чтобы в этом убедиться с минимальным количеством движений и шума.

Сердце пропустило удар.

И я приоткрыла глаза. Попыталась сделать это незаметно, но если бы в комнате кто-то был, он бы точно понял, что я больше не сплю.

Узкая кровать, на которой затёкшая я лежала на правом боку. Рядом маленькая деревянная тумбочка с потёртой столешницей. В двух шагах от кровати серая облупившаяся стена и одно-единственное окно. Двойная рама, потрескавшаяся и местами отвалившаяся некогда белая краска, пыль на подоконнике и, самое главное, ручка. Раз есть ручка, значит, окно открывается.

Последнее радовало ровно до того момента, как я глубоко вдохнула воздух через рот, намереваясь как-нибудь размять затёкшие мышцы, но вместо воздуха в лёгких ощутила сильное першение в горле.

Закашлялась, резко садясь, и громко надрывно кашляла всё то время, пока за стеной звучали голоса и громкие приближающиеся шаги.

Дверь резко распахнулась, на пороге остановились двое совершенно незнакомых мне мужчин.

Оба в довольно грязных одеждах. Тёмные штаны, пыльные сапоги, у одного серая рубаха, у другого тёмно-зелёная и кожаный жилет поверх. Этот был ближе, по-хозяйски уверенно расставив ноги и глядя слишком спокойно, чтобы не заставить меня нервничать сильнее. Короткие тёмные волосы, тёмная, словно сильно загорелая кожа, а глаза, напротив, светло-серые, кажущиеся выцветшими.

– Я же говорю – аэрий, – бросил он второму, чуть повернув щетинистую голову назад, но не сводя с меня пристального, пугающе умного взгляда.

Я к тому моменту уже не кашляла, но дышала тяжело и с хрипом, сгорбившись в сидячем положении.

– Не подохнет? – слева от мужчины просунул голову второй, парень явно моложе лет на десять, но во многом похожий на старшего. Даже глаза имели одинаковый необычный цвет.

Братья?

– Ей подыхать нельзя, – задумчиво проговорил он.

Я решила, что моё положение и так плачевное, и терять мне уже нечего.

– Рукам больно, – просипела жалобно, протягивая сильно стянутые запястья, – пожалуйста, уберите или хотя бы ослабьте верёвки.

На глаза навернулись слёзы, хоть я и не собиралась плакать, точно зная, что этим похитителей не разжалобить.

Наверно, мою просьбу оставили бы без внимания, но старший из мужчин опустил взгляд на протягиваемые в его сторону руки и мгновенно заметно помрачнел.