Щит и вера - Галина Пономарёва

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+
1 ... 50 51 52 53 54 55 56 57 58 ... 86
Перейти на страницу:

Уже прошло много лет. Время течёт быстро. Может быть, оно когда-нибудь будет добрее к нам, живущим на этой планете и в этой стране. Несмотря ни на что, я считаю себя счастливым человеком. Мне пришлось пройти муки ада и остаться живым. Я встретил свою любовь в самые страшные для меня годы жизни, и она спасла меня. Сейчас у нас взрослые сыновья и дочь, подрастают внуки. Но горечь прожитых лет не отпускает меня. Сердце моё не выдержало однажды, и я покинул вас, мои земляки, мои друзья юности, если вы ещё живы. В этом мире всё так тяжело. Раздирают душу воспоминания. Иногда мне кажется, что если Бог есть, то Ему придётся умолять меня о прощении. Но обо всём по порядку. Вот моя исповедь.

* * *

Меня призвали в армию в начале июля 1941 года. К тому времени весной мне исполнилось 20 лет. Я, как и многие наши ребята из села, уже на следующий день после объявления войны был в военкомате города Камня. Там в очередях стояло множество мужчин самого разного возраста. Все они явились в военкомат с одним намерением – уйти на фронт. Со многими рядом стояли женщины: их матери и жёны. Все напряжённо молчали, иногда кто-нибудь из женщин всхлипывал. Мы были молоды, жёнами и даже невестами ещё обзавестись не успели. Заранее сговорились с ребятами о том, что дома пока ничего о нашем походе в военкомат говорить не будем. Зачем беспокоить матерей раньше времени… Из нашего села было нас с десяток юнцов. Мы даже не представляли, что такое война! У кого-то отцы воевали в Гражданскую, а у нас тятя воевал с германцами в Первую мировую, но был арестован неизвестно за что ещё в 37-м, и больше мы о нём ничего не знали. Канул, как в бездну. Так что я был единственным мужчиной в нашей семье, кроме матери у меня были ещё две сестры, Дарья и Прасковья.

Возбуждённые предстоящей неизвестностью, ощущая себя в один день повзрослевшими, мы стояли и ждали своей очереди. Нельзя сказать, что мы были напуганы, но волновались изрядно. Лёха, наш весельчак, вечно отпускающий прибауточки, пытался шутить, но получалось это явно неудачно.

Приём вёл майор, мужчина лет сорока, рано поседевший, с орденом Красной Звезды на груди. Его левая рука в чёрной перчатке безжизненно лежала на столе.

– Ну что, парень, на фронт желаешь? – обратился он ко мне. – Ты кем работаешь в колхозе?

– Шофёром, – немного растерявшись, ответил я.

– Школу окончил, выучился на шофёра, молодец! Ты сам понимать должен, ведь в колхозе тоже работать кому-то надо. А у тебя специальность, заменить тебя будет не так-то просто. Давай повременим немного с фронтом. Навоеваться ещё успеешь! – продолжил он диалог.

– Да нет же, нет, сейчас! Мы все так с ребятами решили, а вы меня уговариваете остаться! Сейчас и только сейчас повестку мне дайте! Прошу вас! – пытался я как-то убедить майора.

– Да вот и с личным делом у тебя не всё так просто. Отец твой – «враг народа»! Как же я тебя на фронт призову? – будто не слыша меня, продолжал майор.

По поводу отца я ничего сказать не мог. Просто замолчал. Возникла непродолжительная пауза. В эту минуту у меня мелькнула мысль о том, что я научил водить свой грузовичок сеструху, Пашку.

– Товарищ майор! Товарищ майор! Есть у меня замена, есть! – радостно, словно совершивший великое научное открытие, заорал я. – Сеструха моя Пашка умеет водить машину! Документа, конечно, у неё нет, но водит она классно! Целый год ко мне приставала: научи да научи! Вот и пришлось научить. Она сможет шоферить, сможет, она такая!

– Значит, говоришь, есть замена тебе. Ну что ж, это хорошо. А как быть с личным делом?

– Никак. Работаю я, как все, сёстры тоже в колхозе вкалывают. При чём тут личное дело?

– Так-то оно так, парень, что мне с тобой делать? Пожалуй, отправлю тебя, а то ведь позднее в штрафбат можешь попасть. С твоей специальностью тебе прямая дорога в танкисты или в артиллерию, но там на личные дела строго смотрят. Давай-ка в пехоту, «царицу полей». Как? Идёт?

– Да! Да! Идёт! – заорал опять я.

– Да тише ты, чёрт! Вот повестка на первое июля. Шагай быстро, видал, сколько людей за дверями? Пусть тебе повезёт, парень!

* * *

Так решилась моя судьба. Всем нам вручили призывные повестки на первое июля. Разбросали ребят по разным родам войск. Я и ещё трое наших были определены в пехоту. А весельчака Лёху направили даже в лётную школу! Этого мы никак не ожидали. Завидовали ему по-чёрному! Теперь предстояло объясниться с матерями. Это тоже дело непростое. У многих ребят отцы уже были с повестками, а тут ещё мы. Я очень боялся за мать, Анисью Акимовну. После того как исчез отец, она сильно болела, состарилась не по годам, поседела вся. Силы так и не вернулись к ней. Единственное, что она могла – это поддерживать дом. Я понимал, как трудно ей будет. Но что я мог сделать? При всей привязанности к дому я не имел права оставаться. Хотя прямо скажу, что находились и такие, кто, напротив, искал способы отсидеться дома на печи в эти суровые годы. И отсиделись!

Захожу я домой, мать на меня смотрит с тревогой:

– Коля, где ты был целый день? Тебя председатель обыскался. Говорит, что план срываешь! Сынок, ты бы сходил к нему, объяснился. Он сильно тут кричал, – без упрёка, но с тихой грустью встретила она меня.

– Мама, мне необходимо с тобой поговорить. Присядь, пожалуйста, – как можно мягче и теплее заговорил я.

Мать помедлила, посмотрела на меня испытывающим взглядом, а в глазах слёзы застыли. Я потом часто вспоминал эти материнские, такие любимые, голубые глаза, наполненные прозрачными слезами. Верно, она всё поняла, а спрашивала просто так, надеясь на что-то. Мать села на самый краешек придвинутого мною стула.

– Мама, я ухожу на фронт, – волнуясь, дрожащим голосом сказал я ей. – Вернее, сначала нас будут учить, а уж потом пошлют на фронт.

– Сыночек, Коленька, я знала, что так будет! Разве ты усидишь! Тяжело мне тебя отпускать, но что же тут поделаешь, война. Я помню, как отца на германскую в четырнадцатом провожала, тоже тяжело было. Что же это в мире делается! – всхлипнула она. Слёзы сами собой побежали по её морщинистому лицу.

– Мама, мамочка, ты только не плачь! Я вернусь, вернусь! Отец ведь тоже вернулся с той войны! – пытался я хоть как-то успокоить её.

Мать спросила меня о дне отправки. Я ей ответил. Мне и самому плакать хотелось. Только тогда я начал понимать, что такое война…

* * *

В назначенный день возле сельсовета собралось всё село. Мужчины уходили на фронт. Возле конторы стояли три грузовика, куда садились мобилизованные. Мест не хватало. Многие садились прямо на застланную по дну солому. Тут и гармонь с частушками, пляски, плач! Из нашей семьи на фронт уходил я и муж старшей сестры Даши – Савелий. Мы сели с ним в одну машину. Вскоре колонна тронулась. Женщины заголосили. Мать стояла словно мёртвая, не плакала и не кричала. Казалось, она всеми силами старалась запомнить на мне всё: мой пиджачок, кепку, мешок с настряпанными ею курниками. Лучше бы она причитала, как многие! Такой страх стоял в её глазах!

1 ... 50 51 52 53 54 55 56 57 58 ... 86
Перейти на страницу:

Комментарии

Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!

Никто еще не прокомментировал. Хотите быть первым, кто выскажется?