Мера любви - Жюльетта Бенцони

Не двигаясь с места, Готье и Беранже долго смотрели, как обе женщины обнимались и целовались. Их связывала такая глубокая нежность, которая, казалось, никогда больше не позволит им расстаться.

Вспомнив об обязанностях хозяина, паж обвел старый город и его окрестности взглядом, полным гордости, и спросил:

– Как тебе Рокморель? Не правда ли, здесь не так уж плохо?

– Мама вернулась! Мама вернулась!

Сидя в кровати, в которой он спал со своей маленькой сестренкой, раскачиваясь, сам себе напевал Мишель. Он восхищенно глядел на Сару, которая, вооружившись щеткой и расческой, вычесывала из шевелюры Катрин дорожную пыль. Он всегда обожал свою мать. Она была для него сказочно-прекрасной, полубожеством, сродни феям из сказок и ангелам, о которых ему рассказывали в монастыре.

Для Изабеллы возвращение матери стало испытанием. Ей было всего десять месяцев, когда уехала ее мать. Теперь ей исполнилось два года, и у нее было собственное восприятие мира. Часто, не зная, что делать, Сара приводила Изабеллу в молельню к Благовещению, написанному Яном ван Эйком, и, показывая ей светловолосую Мадонну, повторяла: «Это мама… мама!» Малышка была умненькой и развитой девочкой. Когда Катрин склонилась над ней, чтобы поднять ее с земли, она сразу увидела сходство. Конечно, она не могла понять, как оживилось изображение, но проворковала:

– Мама! Мама!

Теперь, сидя на коленях матери, она с живым интересом наблюдала за сменой предметов туалета в ловких руках Сары, которая, нахмурившись, изо всех сил старалась придать волосам Катрин их золотой блеск.

– Ты приехала вовремя! – причитала она. – У тебя волосы в таком состоянии…

– Ты ведь знаешь, они не были моей главной заботой, – с улыбкой ответила Катрин, восхищенно глядя на дочку. Она оставила младенца, а нашла маленькую девочку, проявляющую уже свою самостоятельность; она была для нее самым красивым существом в мире.

Изабелла, одетая в маленькую короткую рубашку, едва прикрывающую ее пухлое тельце, играла прядями волос своей матери. Ясно обозначилась форма пальчиков и маленьких ножек. Цвет ее черных глаз менялся в зависимости от настроения; они то ярко сверкали, то были непроницаемы.

Сейчас они радостно светились на ее круглом золотистого цвета личике, выглядывающем из складок рубашки, словно цветок из своей чашечки.

– Как они прелестны! – шептала Катрин, прижимая к груди ребенка, чтобы поцеловать его в тысячный или двухтысячный раз.

– Этого не надо говорить при них! Они уже слишком много понимают! – строго заметила Сара. – Давайте, мадемуазель, уже пора ложиться в кровать. Если вы все время будете перебирать волосы вашей матери, я с этим никогда не покончу.

– О? Уже? – жалобно возразила Катрин в то время, как Сара забрала у нее дочку и отнесла ее к брату. – Я еще не успела на них насмотреться.

– Я надеюсь, что у тебя теперь впереди целая жизнь, чтобы любоваться ими. Ты поцелуешь их на ночь?

Чтобы дать детям заснуть, она отвела Катрин, взяв все туалетные принадлежности, в соседнюю комнату, где для Катрин уже была готова постель.

– Здесь мы сможем спокойно поговорить, – сказала она, усаживая Катрин на табурет. – Что ты думаешь делать дальше?

Катрин, спустившись из рая к горькой реальности, пожала плечами.

– Откровенно говоря, не представляю! Все это было так грубо и неожиданно. Мне надо подумать, разобраться. Признаюсь тебе, сейчас я на это не способна. Я никак не могу понять, как Арно мог привести эту женщину, эту Азалаис, в Монсальви, к нам в дом…

– Можно подумать, что это больше всего тебя волнует! Даже больше того, что тебе запретили входить в собственный дом!

– Конечно! А тебя это не волнует? Мне бы хотелось знать, что ты подумала, увидев его с ней.

– Что он совершенно лишился рассудка или нашел, Бог знает где, новый повод сердиться на тебя, такой же вздорный, как и все предыдущие. Я никогда не решалась тебе сказать, но мне часто приходила в голову мысль, что твой рыцарь, может быть, не такой умный, как тебе это казалось. В нем больше гордости и предрассудков, чем здравого смысла.

– Возможно, – грустно ответила Катрин, – но до сегодняшнего дня я верила, что он любит меня так же, как я его.

– Поэтому я и говорю, что он не так умен. Я убеждена, что мессир Арно любит тебя наперекор самому себе; он не любил никого, кроме тебя и своих детей. Но лучше он даст отрубить себе руки и ноги, чем признается в этом.

– Прекрасный способ доказать это: привести шлюху к родному очагу. Интересно было бы узнать, как он ее нашел, эту…

– Хороший вопрос! – послышался с порога радостный, зычный голос. – Вопрос, на который, мне кажется, я смогу ответить.

Вошла Мари Роллар, молодая жена Жосса. На вытянутых руках она несла только что отглаженное шелковое платье с зелеными и белыми полосами. Светловолосая, розовощекая, полная жизни и грации, бывшая наложница калифа Мари стала еще красивее. Она была беременная и на последних неделях срока почти в два раза увеличилась в объеме. Как только Катрин вернулась, Мари сразу вошла в роль приближенной дамы, в обязанности которой входило следить за гардеробом хозяйки. Впрочем, во время бегства из Монсальви ей удалось спасти украшения и несколько платьев.

Сейчас она принесла одно такое платье, которое сама спешно выгладила, а теперь расстелила на кровати.

– Как ты все узнала? – спросила Катрин.

– От Жосса, разумеется. Когда мессир Арно приехал с этими людьми, мой муж узнал одного из них: он был среди разбойников Беро д'Апшье, осаждавших Монсальви. Вместо того чтобы помчаться к твоему супругу и рассказать то, что жгло ему язык, Жосс предпочел выждать и поговорить с этим человеком. Естественно, он его напоил, а поскольку мессир Арно набрал себе настоящих животных, ему не стоило большого труда довести его до беспамятства. Потом он расспросил его и узнал примерно следующее: перед тем как вернуться в Монсальви, мессир Арно думал рассчитаться с Беро д'Апшье.

Но когда он пришел к Беро в башню Сен-Шели, жеводанский волк, раненный, лежал в кровати. Сражение с ним стало невозможным. Но он встретил Азалаис, которая теперь жила с Жаном, старшим сыном Беро, затем с его отцом, когда Жан отправился куда-то воевать. Она умоляла мессира Арно взять ее с собой и, чтобы убедить его, использовала способы, о которых ты можешь догадаться. А она не уродина…

– Ей не пришлось долго убеждать, – сухо заметила Катрин.

– Как бы то ни было, он согласился взять ее с собой, к тому же она наняла для него лучших рубак Беро, которые как никто преуспели в искусстве убивать и грабить. Они страдали от безделья с того времени, как был ранен их хозяин. Все эти милые люди прибыли однажды вечером в Монсальви при известных тебе обстоятельствах.

– Он поместил ее у меня, в доме, который я построила, – простонала Катрин, готовая снова расплакаться. – Конечно, в моей комнате…