Падшие ангелы Мультиверсума - Леонид Алехин

В комнате солено пахло морем. А еще тем порошком, которым хозяева портовых гостиниц травят клопов и постояльцев.

Знающие люди говорят, что, кроме прочего, запах этого порошка напрочь отбивает непревзойденный нюх ищеек Береговой Стражи. Пронырливых тварей с гладкой тюленьей кожей и бескостной змеиной повадкой (собаки? не собаки? на славу потрудились маги-вивисекторы), выискивающих контрабанду в сваленных кучами тюках постояльцев, между неплотно пригнанными досками пола… напрасно.

Хозяин гостиницы, бывший скальд по прозвищу Светлоголосый, ныне старейшина «ночной артели» с увесистым именем Багор, любит повторять: «У меня здесь приличное заведение, господа». Ничего свыше дозволенного законом. А сомневаешься, любопытствуешь, вынюхиваешь, суешь длинный нос… Могут и найти на отмели после отлива, обмотанного якорной цепью. На радость тамошним крабам.

Если ты, конечно, не носишь браслеты, положенные артельщику, или, как говорят за пределами порта, «нищему брату». И не знаешь нужные Слова. А носишь и знаешь – тогда с тобой другой разговор. Серьезный. Как у нас здесь говорят–деловой.

Итак, он в гостинице. И не в простой, а в притоне контрабандистов, всяких смутных перекупщиков и прочих «братьев», по которым плачет виселица на Площади.

Он тоже из их числа?

Кинул взгляд на оголенное предплечье, но ничего, кроме выступивших от холода мурашек, не увидел. Никаких браслетов. Жилистая вполне рука, может и бойцу принадлежать, и какому-нибудь там кожевнику. Или вору. Или?

Обидно было, что название гостиницы не желало идти в голову. Никак.

Но куда обидней, это уж как пить дать, было забыть и собственное имя.

Сидел, напрасно сжимая голову руками и мыча под нос себе всякую бессмыслицу. Может быть, обрывки знакомых имен. Может быть, ругательства,

А может, молитвы.

За окном, в пронзительно синем небе, закричала чайка. Он вскинул голову и оглянулся.

На великанском табурете у кровати были сложены его (а чьи же еще?) немногочисленные пожитки, Широкополая шляпа и суконный плащ на подкладке, такие здесь носили рыбаки. Настоящие, а не «артельщики». Еще заплечный мешок из грубой дерюги. Он с интересом развязал горловину. Не найдется ли там ответ на все вопросы?

Шурша бумагой, он достал из мешка свернутый трубкой лист, просунутый в широкий браслет из гладкой матовой стали. Металл была непростой, без единого пятнышка ржавчины. Большая редкость там, где влага сжирала любую сталь вшестеро быстрее обычного. Не помогало толком ни масло, ни заговоры.

Говорили, потрудился Меерфольк, Народ Моря, живший в этих местах до прихода людей и изгнанный Словом, огнем и железом. С тех давних пор с невиданной скоростью ржавели мечи и кольчуги, сырели дрова и лучины, а заклинания без причины распадались и обращались против своих владельцев. Так вершилась месть изгнанников завоевателям.

А еще было Обещание Волны. Клятва-пророчество Меерфолька вернуться на сушу и вернуть себе утраченное. Сбросив людей и их союзников в бездну, сровняв их Город с землей, а землю с Морем.

Он задумчиво расстегнул браслет, примерил его на руку. Браслет подходил, не жал и не болтался свободно. Складывалось впечатление, что запястье к нему давно привычно. Хмыкнув, он развернул лист бумаги, прочел обращение, написанное вверху большими буквами:

«Здравствуй. Пусть это и звучит как злая шутка, ведь если ты читаешь это письмо, значит, ты мертв. Как и я».

Хмыкнув еще громче, он опустил глаза в самый низ послания, где уважающий себя человек (или нечеловек) должен был поставить подпись, фамильный герб или хотя бы инициалы. Ничего такого там не было, автор пожелал остаться безымянным. Ну что же.

Он продолжил чтение.

Прерывался дважды. Один раз в середине письма, чтобы достать из мешка металлический крюк (тоже совсем не тронутый ржавчиной), сужающийся на изогнутом конце, как ястребиный клюв. Попробовал «клюв» пальцем – острый. По внутренней стороне изгиба шла борозда кровостока, изобличая в крюке боевое оружие.

Второй раз, ближе к концу, на свет появилось небольшое серебряное зеркало. Он долго смотрел в него, касаясь своего лица пальцами. Ощупывал подбородок, скулы, переносицу.

Отложив зеркало в сторону, дочитал письмо.

Долго сидел, глядя перед собой и бездумно комкая бумагу. Болела грудь – там, где сердце, и на две ладони вправо от него.

Спустя незначительное время в главную залу гостиницы спустился человек. Он был одет простым рыбаком, а на плече нес полупустой с виду мешок.

Заговорив вполголоса с одним из подручных хозяина, мрачным одноглазым мангасом, он показал ему браслет на руке. Тот кивнул бугристой головой на незаметную дверь в углу. Можно было поклясться, что минуту назад ее там вовсе не было. И, захлопнувшись за спиной этого члена «ночной артели», она снова исчезнет.

А где окажется тот, кто прошел через нее… Да где угодно! Потайные двери гостиницы «Молочное море» распахивались в самых разных уголках Города и даже Архипелага. Через них, на радость хлебосольному хозяину, приходили самые разные гости. И уходили тоже.

В это же время упадут сходни с одной неприметной ладьи, причалившей в порту. На них ступит чужеземец в дорожном наряде и сапогах из отборной кожи малого василиска, перепоясанный грозного вида мечом и боевой плетью. В бумагах Береговой Стражи он будет значиться как барон Готфрид фон Ваденполь, прибывший в Город по семейным делам.

Закончив досмотр, капрал «береговиков» принял от барона положенную въездную пошлину. Увы, недостаточную, чтобы отвратить даже офицера Стражи от подношений тех же «нищих братьев», в своем нищенстве плативших полновесным золотом. Провожая чужестранца прищуренными глазами, он подозвал к себе одного из рядовых – раздолбая в помятом и неровно выправленном саладе, не чищенном к тому же от начала времен. Неряха этот по случайности приходился капралу троюродным племянником.

– Слушай сюда, – тихо, но внушительно сказал капрал, упираясь указательным пальцем в ржавый нагрудник рядового. – Смена сейчас кончается, наденешь гражданское и бегом на площадь Соленых Камней. Там гостиница «Молочное море». Зайди внутрь, найди хозяина, Багра, или его помощника. И передай, что барон прибыл. Запомни – барон прибыл.

– Запомнил, – ломающимся баском отозвался племянник, – Дядя, а какие дела у благородного с «артельщиками»?

– А ну, цыц! – Капрал отвесил кровинушке подзатыльник, латная рукавица гулко лязгнула по саладу. – Заткни пасть – и бегом на площадь! Понял?

– Понял. – Племянник кивнул так, что великоватый шлем чуть не слетел на мостовую, и резво припустил к казарме.

Капрал покачал ему вслед головой. В последнее время он жизни не дает своими идиотскими вопросами, вместо того чтобы молча бегать на посылках. Надо будет все-таки стереть уродца. Или хотя бы перепрограммировать его заново.

Выслушав послание капрала, Багор повернулся к помощнику-мангасу.