Мой смелый граф - Констанс Холл

— А вдруг папа — ваша пара? Вы его любите?

— Вы задаете очень личный вопрос, — ответила Холли и закусила губу.

— Я спросила потому, что он часто вам улыбается. А он улыбается только тем, кого любит.

— А может быть, у него болят зубы, а кажется, что он улыбается.

— Нет, я уверена, что вы ему нравитесь. Ну так как же?

— Что — как же?

— Вам нравится мой папа? Мне вы можете сказать. Холли ответила уклончиво:

— По сравнению с другими мужчинами он очень славный. Да, наверное, он мне нравится.

— Ой как хорошо! А вдруг у меня будет новая мама? Я думаю, что мне понравится, если вы будете моей мамой. С вами весело.

Холли смотрела на Энн. Та крутила волосы на кукле. Ей было приятно, что Энн одобряет ее кандидатуру, но, к сожалению, она не могла объяснить невинному, чистому ребенку, что никогда не станет ее мамой, потому что убила человека. Хорошо, что они уже добрались до домика и Энн перестанет задавать вопросы.

— Ну вот мы и пришли. — Холли открыла дверь, развернула кресло и втащила его по двум ступенькам на крылечко и дальше, в дом.

В нос ударил крепкий сосновый запах. Она вспомнила о нарезанных ею ветках сосны и остролиста и посмотрела в угол. За время ее отсутствия зеленая груда как-то увеличилась и теперь не только заполняла весь угол, но занимала даже середину пола. Неужели она успела столько нарезать?

— Смотрите, — Энн указала на зелень, — кто-то оставил здесь целую кучу веток.

— Это я. Для рождественских украшений. Вы все еще хотите мне помочь, не правда ли? — Обойдя вокруг кресла, Холли присела на корточки в ожидании ответа.

Девочка насупила золотистые бровки и посмотрела на Холли. Прикусив нижнюю губку, она прижала к себе куклу. Энн не отвечала, и Холли добавила:

— Я действительно рассчитываю на вашу помощь. Энн снова принялась молча крутить куклины волосы.

— Ну, наверное, если я вам нужна.

— Конечно, вы мне нужны. — Холли обняла девочку и хотела поцеловать, но вовремя остановилась.

— Сегодня можно, — кивнула Энн в знак одобрения. Холли усмехнулась и чмокнула ее в щечку.

— Ну что же, начнем? В Лондоне, прежде чем приехать сюда, я накупила всяких тканей. И подумала — может быть, вы поможете мне сделать еще и занавески? Надеюсь, стежки у вас будут прямее, чем у меня.

— Конечно, прямее, — уверенно возразила Энн. — Мама научила меня шить. Она очень хорошо шила.

— Я не сомневаюсь.

— Мы часто шили вместе, когда у мамы не болела голова. А когда ей становилось нехорошо, она шила со мной, пока я не начинала действовать ей на нервы, и тогда мне приходилось уходить из комнаты, где она лежала. — Энн стиснула куклу и громко вздохнула, глядя на свои ножки. — Я старалась не действовать ей на нервы. Папа говорил, что, если человек болеет, его раздражают даже мелочи. Я обычно уходила в свою комнату, и папа читал мне. Больше он почти ничего мне не читает.

В горле у Холли застрял комок. Она с трудом сглотнула и заставила себя бодро проговорить:

— Посмотрим, может быть, мы что-нибудь и придумаем. Хотите, я вам буду читать, когда папа уедет в Лондон?

— Наверное, будет очень славно.

Энн подтолкнула свое кресло ближе к очагу и потерла руки.

— Хорошо бы развести огонь.

— Да, хорошо бы.

Холли взяла несколько полешек, которые оставила перед очагом, стала на колени, положила их в топку и зажгла. Краешком глаза она видела, как Энн ерзает в кресле, стараясь усесться поудобнее.

— Хотите посидеть рядом со мной на коврике?

— А можно?

— Конечно. — Холли с легкостью подняла девочку и спустила на пол.

Энн прислонилась головой к ее плечу. Холли улыбнулась и обняла ее. Некоторое время они смотрели на огонь, потом Энн протянула руку и почесала ногу.

Удивленная Холли смотрела на нее, не веря собственным глазам.

— Разве вы чувствуете ноги? — недоверчиво спросила она.

Энн кивнула:

— Чувствую. У меня ноги чувствуют не так, как у многих, кто не может ходить. Я просто не могу заставить их двигаться. Доктор говорит, что это хороший признак — что я их чувствую. Сара двигает мои ноги, чтобы тренировать мышцы, но я не знаю, есть ли польза от таких движений.

— Польза очень большая. Вдруг вы снова сможете ходить? Тогда вам понадобятся сильные мышцы.

— Я никогда больше не смогу ходить. — Энн покачала головой, и в ее синих глазах сверкнула мрачная уверенность.

— Я понимаю, как трудно не пасть духом. Я часто думаю, что не способна сделать много всяких вещей.

— Вот как? Чего же вы не можете сделать?

— Я никогда не могла преодолеть страха темноты — никогда не могла справиться с ним. — Холли подняла брови. — Вы никому не скажете?

Энн покачала головой.

— Я тоже боюсь темноты, здесь нет ничего стыдного. Что еще?

— Было время, когда я страшно боялась собак, хотя это очень глупо, потому что я выросла на плантации. Моя бабушка их любила и всегда приносила домой бездомных собак. У нас их было штук двадцать или около того, но они понимали, что я их боюсь, и не подходили ко мне.

— И вы преодолели страх?

— Да, преодолела… благодаря Кенту. — Холли замолчала и нахмурилась — ей вспомнилось, как она ударила Кента ножом для разрезания конвертов, и ей стало больно.

Поскольку она все еще молчала, Энн спросила:

— А кто такой Кент?

— Кент — сын нашего соседа. — Холли кашлянула, чтобы скрыть дрожь в голосе. — Он был самым злым чертенком в мире. Он всегда дразнил меня ими, потому что знал, что я боюсь собак. Он держал большую старую гончую и все время спускал ее на меня, когда я возвращалась из школы. Каждый раз мне приходилось бежать к дому и криками звать бабушку. А Кент все время смеялся надо мной. Он действительно был очень злой.

— Как Драйден?

— Гораздо хуже. — Холли подумала о том, как он мучил ее в детстве — и потом, когда она выросла. Заметив, что впилась ногтями себе в ладонь, она разжала пальцы. — А когда я приходила домой, бабушка говорила: “Если бы ты смотрела своему страху в глаза и подружилась с собакой, он не стал бы тебя преследовать”. Я понимала, что бабушка права. Наконец как-то раз я взяла с собой в школу косточку. И будьте уверены, Кент, как всегда, напустил на меня свою собаку. А я твердила себе, что смогу ее погладить. Я все повторяла и повторяла свои слова, глядя, как старая собака оскалила зубы и зарычала. Помню, как на ее больших желтых клыках появилась пенистая слюна.

— И что вы сделали? — в ужасе спросила Энн.

— Я сказала себе, что смогу ее погладить. Либо я поглажу ее, либо она искусает меня до смерти. Я достала косточку и дала ей понюхать. Она перестала рычать и выхватила косточку у меня из рук.