Желтоглазые крокодилы - Катрин Панколь

— Она так любит моих девочек!

— Ей это недорого обходится…

— Ты никогда ее не любила, почему — не знаю.

— А твоя Гортензия, если ты ее не обуздаешь, станет такой же, как тетка. Быть «женой такого-то» — не профессия! Если когда-нибудь Филипп бросит Ирис, у нее ни хрена не останется.

— Он никогда ее не бросит, он безумно в нее влюблен.

— Да что ты об этом знаешь?

Жозефина не ответила. Поработав с Филиппом, она начала лучше его понимать и всякий раз, когда появлялась в конторе на проспекте Виктора Гюго, заглядывала в его кабинет, если дверь была приоткрыта. Как-то раз она спросила, стоя в дверном проеме: «Нужно, наверное, нажать кнопку на пульте, чтобы ты поднял голову от своих бумаг?» Он рассмеялся и пригласил ее войти.

— Еще четверть часа, и я смываю, — сказала парикмахерша Дениз, раздвинув расческой папильотки. — Хорошо схватывается, получится просто отлично! А вас будем смывать через десять минут.

Она ушла, виляя бедрами под розовым халатиком.

— Скажи-ка, — спросила Жозефина, проводив глазами ее покачивающийся зад, — а Милена тут работала?

— Да. Как-то делала мне маникюр. Неплохо, кстати. Что слышно про Антуана?

— Мне ничего не слышно. Девочкам он звонит и пишет.

— Это главное. Хороший он парень, Антуан. Немного рохля, конечно. Тоже никак не может повзрослеть.

Услышав имя Антуана, Жозефина почувствовала, что внутри все сжалось. Черная тоска навалилась на нее, схватила за горло: долг! Тысяча пятьсот евро в месяц! Господин Фожерон… «Креди Комерсьяль»! Если учитывать январскую выплату, от восьми тысяч евро не остается ни гроша. Последние крохи она потратила, покупая подарки для Гэри и Ширли. Подумала, что несколько евро погоды не сделают, и представила себе счастливую физиономию Гэри, когда он откроет пакет.

Она осела в кресле, едва не разрушив конструкцию из папильоток.

— Что с тобой?

— Все нормально…

— Ты белая, как мел… дать журнал?

— Дай… Спасибо.

Ширли протянула ей номер «Элль». Жозефина уткнулась в журнал, не разбирая ни строчки. Тысяча пятьсот евро. Ширли увели смывать краску.

— Через пять минут, приготовьтесь, — сказала Жозефине девушка в розовом халатике…

Жозефина кивнула и попыталась сосредоточиться на журнале. Она никогда не читала журналов. Рассматривала обложки в киосках или украдкой подглядывала через плечо соседки в метро, ухватывала пол-рецепта, кусочек гороскопа, фотографию понравившейся актрисы. Иногда подбирала какой-нибудь журнал на скамейке и приносила домой.

Вдруг, перевернув листок, она завопила:

— Ширли, Ширли, смотри!!!!

Она вскочила и побежала к мойке, потрясая журналом.

Ширли, сидя с запрокинутой головой и закрытыми глазами, невозмутимо ответила:

— Ты видишь, я сейчас не могу читать.

— Только взгляни на фото! На эту рекламу мужских духов!

Жозефина уселась в кресло напротив Ширли и стала тыкать ей под нос журнал.

— Ну и что там? — буркнула Ширли, скривившись. — Из-за тебя мне мыло в глаз попало.

Жозефина подставила журнал поудобнее:

— Взгляни на мужчину на фотографии.

Ширли извернулась, разлепила глаза и рассмотрела фото.

— Ничего! Очень даже ничего себе парень!

— И все?

— Ну я же сказала, вполне ничего… You want me to fall on my knees?[19]

— Это же незнакомец из библиотеки, Ширли! В синем пальто с капюшоном! Он манекенщик! А блондинка на фото — та, на переходе, помнишь? Они как раз тогда для журнала и снимались! Какой же он красивый!

— Странно, тогда, на дороге, он мне как-то не приглянулся.

— Ты вообще не любишь мужчин.

— Sorry[20]: я их слишком любила, и потому сейчас предпочитаю держаться от них подальше.

— Во всяком случае, он хорош собой, он жив и снимается в рекламе.

— Ну и что ты теперь будешь делать? В обморок упадешь?

— Нет, вырежу фотографию и положу в сумочку. Ох, Ширли, это знак!

— Знак чего?

— Знак, что он еще вернется в мою жизнь.

— Ты веришь во всю эту ерунду?

Жозефина кивнула. «Я еще и со звездами разговариваю», — подумала она, но не решилась сказать это вслух.

— Мадам, идите за мной, пора смывать краску, — прервала ее Дениз. — Вы себя просто не узнаете!

«И я стану краше самой Изольды Белокурой с ее золотистыми сверкающими локонами», — подумала Жозефина, усаживаясь у раковины.

Большая стрелка стенных часов подползла к половине шестого. Ирис удивило, что она смотрит на дверь кафе с таким нетерпением. А вдруг он не придет? Вдруг в последний момент решит, что идти не стоит? По телефону директор агентства показался ей любезным и аккуратным человеком. «Да, мадам, я вас слушаю…»

Она объяснила, что ей требуется. Он задал несколько вопросов, потом добавил: «А вам известны наши расценки? Двести пятьдесят евро в день в будни, а в выходные двойной тариф. — Нет, по выходным я не нуждаюсь в ваших услугах, спасибо. — Хорошо, мадам, значит, договоримся о первой встрече, допустим, через неделю… — Через неделю, точно? — Будьте уверены, мадам… Встречу назначим в том районе, где вы обычно не появляетесь, чтобы не встретить случайно кого-то из знакомых». «Улица Гобелен», — предложила Ирис. Звучит загадочно, детективно, и даже как-то опасно. «Улица Гобелен, мадам». Очень хорошо. Допустим, в пять тридцать, в кафе на улице Гобелен, которое так и называется — кафе «Гобелен». На углу с улицей Пиранделло. Вы легко узнаете нашего человека: он придет в шляпе «Бербери». Сейчас время дождливое, и он не будет особенно выделяться. Скажет вам: «На улице холод собачий!» А вы ответите: «И не говорите!» «Прекрасно, — без колебаний сказала Ирис, — договорились, всего хорошего». Как же все оказалось просто! Она так долго сомневалась, прежде чем решиться, а тут раз — и дело сделано. Остается ждать встречи.

Она принялась разглядывать публику за столиками. Студенты читали книжки, две-три одинокие женщины тоже, казалось, кого-то ждали. Мужчины у стойки бара наливались спиртным, глядя в пустоту стеклянными глазами. Шумела кофемашина, слышались отрывистые распоряжения бармена, голос Филиппа Бувара из репродуктора выдавал очередную шутку: в эфире шли «Умные головы». «Знаете историю, как муж спрашивает жену: Дорогая, почему ты не говоришь мне, когда у тебя оргазм? А жена отвечает: Да как же я могу? Тебя ведь в эти моменты рядом нет!» Парнишка за кассой расхохотался.