Из стали и пламени - Юлия Риа

Арила нахмурилась.

– Ты что-то вспомнила?

– Не уверена. Скорее, просто мысли.

– Я бы гнала прочь такие мысли.

– Почему?

Она криво дернула уголком рта.

– Потому что тогда мы не защитники от чудовищ, а убийцы. Отнять жизнь у неразумного зверя и у того, кто способен на человеческие эмоции, – не одно и тоже.

– На войне убивают противника, неважно, какой он. Имперские солдаты этим и занимаются.

– Но мы не они, Кинара. И мы не на войне. Мы уничтожаем тех, в ком одна лишь ярость и больше ничего. Нет в них чувств и эмоций, похожих на наши.

– Нет! – выкрикнула я раньше, чем поняла, что делаю. Вспомнила мальчика со звериными глазами и возразила уже осознанно: – Они яростны в бою, это так. Но разве мы другие? А вдруг мы просто не знаем их с другой стороны? Вдруг они не такие, как мы привыкли счи…

– Я не хочу так думать, Кинара. Не хочу, понимаешь? Потому что тогда я убийца.

– Рил…

– Ты не прошла нового рождения и понятия не имеешь, каково это – убить дракона. А я знаю. Я… – Она до скрежета сцепила зубы, будто стараясь удержать слова, которые чуть не сказала.

– В чем дело? Рил? – позвала, не дождавшись ответа. – Рил, пожалуйста…

– Чтобы пройти перерождение, достаточно убить дракона, – заговорила она, глядя в сторону. – Неважно какого. Главное, вернуться с трофеями. И когда я выследила синего дракона, то обрадовалась. Слабый дракон – это же подарок! Такого легко одолеть, да и огня бояться не надо. Но даже этот дракон сумел погонять меня по горам.

Она вздохнула, помолчала немного, будто собираясь с силами, и продолжила:

– Я загнала его в ущелье. Ранила в крыло, почти у корпуса – все как нас учили. А потом… прилетел второй дракон.

– Что?! Как? Откуда? Почему ты не рассказывала раньше?

Пережить битву с двумя драконам немыслимо! И если Арила одолела их обоих…

– Потому что об этом я не рассказала никому, даже отцам. Два дракона, Кинар. Два! Это же верная смерть! Я думала, второй сразу разорвет меня на куски, а он кинулся к первому. Он словно… не знаю, прозвучит бредово… – она потерла лоб. – Он словно боялся. Но не меня, а за собрата. Это не одно и то же.

Я кивнула, показывая, что понимаю.

– До сих пор помню их рев, будто драконы переговаривались. Потом синий улетел. С трудом, все-таки крыло я ему хорошо проткнула. А второй, желтый, остался. И вот тогда-то он напал. Скажу честно, в тот момент я струхнула. Не отойдя от первого боя, ввязываться во второй… Я была уверена, что умру, – голос Арилы дрогнул.

Все во мне рвалось ей навстречу, толкало обнять, успокоить. Но я знала: именно сейчас нельзя. Сестра воспримет жалость за унижение, ведь она только что призналась в трусости.

– Мне повезло. Дракон толком не успел меня потрепать, когда вдалеке раздался рев. Может, рухнул тот синий, или еще что случилось, я без понятия. Но желтый отвлекся. Всего на мгновение… Этого хватило, чтобы всунуть дайгенор ему под грудную пластину. Вот только в ту секунду, когда я провернула рукоять, клянусь, у меня в ушах раздался женский крик. Полный боли, отчаяния. Я… боги, я до сих пор слышу его по ночам! – простонала Арила и уткнулась лбом в колени, пряча лицо.

Муки совести – не трусость. Теперь я не боялась обидеть сестру: стиснула в крепких объятиях и попыталась отгородить ее от пугающих воспоминаний. Но укрыться от собственных не смогла.

Перед глазами встал образ мужчины: невысокого, крепко сложенного, с серыми глазами и темно-русыми волосами. Почему-то он на кухне. Ставит чайник, кидает в него какие-то травы. Двигается скованно, прижимая левую руку к телу – будто не может широко ее отвести. Словно старая рана до сих пор дает о себе знать.

В висках прострелило.

– Если драконы разумны, тогда один из них отдал жизнь за другого. И тогда чудовище – это я. Я, понимаешь? – Арила отстранилась и посмотрела на меня с отчаянием.

Я не ответила. Вновь обняла ее изо всех сил и попыталась выкинуть из головы образ мужчины. Но он не исчезал. Так и смотрел на меня с бессильной яростью, прижимая к себе моего сына.

* * *

Арила уснула почти сразу. Отвернулась к стене, укрылась одеялом с головой, будто прячась, и затихла. Я не стала лезть с утешениями. Охотницы гордые и не терпят чужую жалость. Все, что я себе позволила, – лечь рядом. Прислониться спиной к спине и лежать так, глядя через маленькое окно на звездное небо.

С первого дня в Ордене нас учат убивать драконов, рассказывают о нашем великом долге. Но нас не учат, как жить с грузом содеянного. На тренировках или в горах, готовясь к битве, мы не задаемся вопросом: что будет после? По правде сказать, я тоже никогда о таком не задумывалась. А зря.

Арила не смогла забыть первую охоту. Более того – это изменило ее.

Отправиться на помощь горящей деревне или городу? Арила впереди всех. Без страха сунуться в полыхающий дом и вынести человека? Арила уже там. Отправиться к границам империи, если придет приказ? Она снова в числе добровольцев.

Арила готова исполнить любой долг охотницы. Любой, кроме главного: выслеживать и убивать драконов. После той осени она больше не поднималась в горы. За кучей дел, которыми она всегда занята, ее нежелание охотиться незаметно. Наоборот, кажется, никто не выполняет долг перед Орденом лучше. Но вдруг Арила не одна такая?

Я закусила губу и нахмурилась, пытаясь вспомнить.

Да, есть еще, по крайней мере, десяток охотников, которые не возвращались на перевал после перерождения. Может, им тоже тяжело примириться с содеянным? Надо выяснить.

Принятое решение наполнило сердце… нет, не уверенностью – надеждой. Зыбкой, слабой, но все же слишком желанной, чтобы ее отринуть.

Я прикрыла глаза, вслушалась в размеренное дыхание Арилы, осторожно приподнялась на локтях и заглянула ей через плечо. Спит. И ресницы еще мокрые.

У моего сына глаза чудовища. Моя сестра, убившая дракона, считает чудовищем себя. Но правда в том, что никто из них не чудовище. И я должна найти способ доказать им это.

Аккуратно поднявшись, чтобы не разбудить Арилу, перешла к себе на кровать. Скинула одежду, забралась в холодную постель и снова уткнулась взглядом в клочок неба, виднеющийся через мутное стекло.

Удивительно, но мысли о сыне не вызывали во мне отторжения. Не знаю, как или почему чужой ребенок стал мне родным, только чувствую – это правильно. Стоит воскресить перед внутренним взором его облик, и сердце наполняется теплом, спокойствием.

Однако есть другой образ, который не отпускает. Образ мужчины – сильного, высокого, широкоплечего. С темно-зелеными глазами, в глубине которых ярится плохо сдерживаемое пламя. Кто он? Враг? Отец моего сына? Не знаю. Но мысли о нем не приносят спокойствия. Наоборот, все во мне вскипает. Хочется кинуться на него и… что? Напасть? Поцеловать? Не понимаю. Боги, кто бы помог разобраться в собственных чувствах!