Дьявол и Город Крови 3: тайны гор, которых не было на карте - Анастасия Вихарева

Но Манька и Борзеевич его уже не слышали, они мгновенно уснули, даже не успев подумать о горячем кипятке, который хоть и не кипел здесь, но согревал.

– А вы все чудо рождения продрыхните! – проворчал Дьявол, укрывая их своим плащом, тихо про себя улыбнувшись, когда из ветви неугасимого дерева вышел луч и ушел в космос.

Когда Манька проснулась, она не сразу поняла день или ночь. Небо было черное, слегка подернутое голубой дымкой, со звездами – но светило солнце. Только не такое, как его можно было видеть с земли. Пылающий шар катился в черном небе, и луна неподалеку казалась не желтой, а черно-серо-бледной, испещренной кратерами и провалами, и сразу стало ясно, что нет в ней ни тепла, ни жизни. Ветра как такового тоже не было, но кругом все равно завывало со страшным свистом. Она лежала и смотрела на ветку неугасимого дерева, прислушиваясь к Дьяволу и Борзеевичу, которые спорили между собой, прихлебывая горячий кипяток, заваренный оставшимися травами. Аромат мяты расползался по гроту, щекоча ноздри, и от этого грот казался по домашнему уютным.

– Вот и Маня проснулась! – весело воскликнул Борзеевич, заметив, что она не спит. Он отогрелся и стал похож на себя. – Доставай каравай и наливай себе в кружку – празднуй! Мы покорили Вершину Мира! Под горку скатимся, как два колобка…

– Да уж, – проворчал Дьявол. – Празднуй, Маня, празднуй, твоя взяла! Недолго тебе осталось… Радоваться.

Последние слова прозвучали зловеще. Сразу кольнуло сердце. Дьявол таким грустным был только раз, когда сообщил, что предстоит битва с оборотнями – опять беду предвещает?

На этот раз она не подала виду, что обеспокоилась, улыбнулась от уха до уха. Ведь правильно сказал Борзеевич, под гору в своих железных башмаках покатится, как на лыжах, а с санками только успевай смотреть, чтобы не свалиться в пропасть. Она уже умела грамотно удержаться в равновесии, управляя посохами, как штурвалом корабля, вовремя остановиться, если впереди обвал или трещина. Под гору железо снашивалось даже быстрее, чем в гору, а за Вершиной Мира непременно будет цивилизованная часть государства.

Достала из котомки большой каравай, отрезала сколько отрезалось. В рушнике железо оставалось мягким, будто пластилин, пропитавшись запахом пирогов избы.

– Мань, а вот если бы мы лампу взяли, ты чего бы загадала? – спросил Борзеевич, явно о чем-то помечтав.

– А ограничения у нее были? – поинтересовалась она у Дьявола.

– Естественно, – ответил он. – Она ж не просто так там лежала, на дело. Нельзя загадать, чтобы тебя полюбили, – загнул палец, – нельзя пожелать никому смерти, – загнул еще один. – Нельзя загадать благодеяния всему миру… Там, Маня, такая хитрость, что все желания вне города исполнялись лампой с некоторой нечестностью. Все, что пожелал человек, изымалось другим.

– Тогда ничего полезного, – подытожила Манька разочарованно. – А почему в трех городах лампа лежала, а в четвертом нет?

– А меня спроси! – Дьявол расплылся в широченной улыбке. – Замануха такая, чтобы история о проклятых городах не забывалась, и каждый мог убедиться, что все желания человека не стоят выеденного яйца.

– Ну, не скажи, – оторопел Борзеевич. – Если б я заказал себе новую одежонку, чем плохо? Я в своем зипуне хожу с тех пор, как себя помню, – укорил он Дьявола.

– А ты Маньку попроси – она сошьет, а ворованное носить, это знаешь ли… – пристыдил его Дьявол.

– Ворованное? – Манька и Борзеевич переглянулись.

– Я с ума сойду, если у меня на пустом месте начнет нарастать, а в другом убывать, – покривился Дьявол. – Я на этот случай утвердил Закон сохранения материальности. Относительный. Для моих Благодетелей.

– Да ладно вам, после лампа вампиру достанется – ох уж он посмеется над нами… А мне вот интересно, что с теми тремя произошло, как они в проклятые города попали и что с ними там случилось? Мы о вампирах больше вспоминаем, чем о товарищах, будто они были по колено в крови.

– Уверен, я мог кое-что прояснить! – Дьявол хитро прищурился.

Манька и Борзеевич переглянулись и дружно промолчали, дожидаясь, что Дьявол сам сообразит – ждут продолжения.

– И вот, вампиры проклинали город. И становился он невидимым в том месте, где стоял, и видимым в том месте – где его не было. Как бы запечатанный. И не было в нем времени. Но я над временем, сыт и пьян, как вампир, – голос Дьявола прозвучал таинственно и торжественно. И тут же обратился в виноватый. – Дело в том, что вампиры, которые ограбили и прокляли город, уже давно забыли о нем и ушли из жизни, а у меня такой город всегда перед глазами. Я бессердечен, но не кровожаден. И молили меня жители вернуть их на день назад и сохранить память о том, что случится вскоре. Все они считали себя безвинно пострадавшими. Вот и подумал, чем черт не шутит, а вдруг кто-то откроется с другой стороны? Дам возможность человеку праведному выйти из города.

Борзеевич посмотрел на Дьявола и покачал с одобрением головой:

– Помню, в стародавние времена один человек сказал: «Если праведность выше, то кто как не ты должен поднять праведника? Неужели, изливая гнев, прольешь его и на голову праведника?» Мудрый был человек! – похвалил Борзеевич.

– Ну, этот вопрос поднимался не раз и не два… – скептически пожал Дьявол плечами. – Взять ту же Гоморру или Содом. Если в городе пятьдесят праведников, то можно ли утверждать, что город достиг критической точки грехопадения? Вряд ли… Но если один или два, не проще ли вызволить праведника и устроить показательную порку?

Манька недовольно покосилась на обоих.

– А о человеке, который взял да спас город, ты подумал?

– Разве не справедливо, что я дал ему спасти и праведника, и не праведника, и получить плату, которую платят они за свою жизнь? Зато теперь каждый из троих знает, что жизнь не всегда в руке Бога, и чем плата праведника отличается от платы не праведника. И лучше бы понять это на чужом примере, – посоветовал Дьявол. – Только дурак учится на своих ошибках.

– Но как узнаешь, кто праведник, а кто не праведник, пока не спасешь и не получишь плату? – не согласилась Манька. – Я о себе не знаю, а что говорить о других? Возьми мою деревню, кто побежал бы мыть кому-то ноги, поить-кормить и осыпать кровно заработанным имуществом? И я бы подумала: с чего? С какой радости? Посмотрела бы на соседа слева, на соседа справа. А если сосед, который всегда был умнее, не пошел – то разве я должна? Я того человека не знаю, и вся деревня засмеет меня, подумала бы я, когда день придет и уйдет, и ничего не случится. Лучше пойду-ка и пересижу эту ночь где-нибудь. И получается, что все бы поравнялись на кузнеца господина Упыреева, который первый, кто проклял бы деревню, чтобы забрать то, что имеют. Скажи-ка я против него – враз заплюют. Тем троим повезло, что не мою деревню спасали, и нашлись люди… И что четвертый город оказался не из нашего времени. Жители поддержали не царя-вампира., который отдал город на разграбление. А много ли найдется завистников пролежать в каменном саркофаге тысячелетия, чтобы потом прожить обычную человеческую жизнь? Я бы точно не согласилась, даже ради злата-серебра.