Ошибка Бога времени - Инна Бачинская

– Ничтожество! Пошел вон! Вон!

Подойти к мужу она не решилась, зато схватила с тумбочки светильник – лягушонка под зонтиком-мухомором – и метнула в Марика.

– Идиотка! – заорал тот, уклоняясь.

Лягушонок упал на пол и разлетелся вдребезги. Лапик громко залаял. Тамара шевельнулась в углу и отложила в сторону спицы. Юлия открыла глаза и наблюдала сцену с вялым любопытством. Она не понимала, что происходит.

– Идиотка! Стерва! Ты же ее ненавидишь!

– Молчи, дурак!

– Ты же всю жизнь ей завидуешь! Юль, она же тебе всю жизнь завидует! Слышишь, Юлька?

– Что ты мелешь, псих! – заверещала Ирка, бросаясь на мужа.

Марик снова отпихнул ее, рявкнув:

– Убью! Юль, она и с Женькой путалась!

– Неправда! Подонок! Заткни свою поганую пасть!

– И с Лешкой Добродеевым!

– Неправда! Юлечка, это неправда! – Ирка бросилась к Юлии. – Не слушай его! Ты что, не видишь, как ей плохо? Убирайся!

– Заботливая наша! – Марик демонически захохотал. – Шлюха! Дешевка! Ты ж ни одного мужика не пропустишь! Мессалина задрипанная! С Женькой ты обосралась, он тебя сразу раскусил! Ты ж его звонками задолбала, проходу не давала! Под дверью дежурила, сучка! Змея! И с Лешкой Добродеевым путалась… Тебя ж весь город знает!

– Юлечка! – взмолилась Ирка, бросаясь на колени перед кроватью. – Не слушай его! Это неправда. Он меня к столбу ревнует! Ничего не было! Ничего, слышишь? Ты мне веришь, Юлечка? Пожалуйста, верь мне!

– А это что? – Марик вытащил из кармана дубленки смятый листок и, поднеся к глазам обеими руками, стал читать: – «За деньги, оставленные покойником, можно купить много полезных вещей, в том числе и молодого любовника…»

Ирка пантерой прыгнула на мужа и вырвала листок у него из рук. Но Марика это не остановило. Он держал перед глазами воображаемый листок и продолжал как ни в чем не бывало:

– «Стареющие бабы падки на молодую плоть. А проституток мужского пола ничуть не меньше, чем женского…»

Юлия заткнула уши пальцами и закрыла глаза.

– Извини, Юля, – опомнился Марик, остывая. – Извини. Может, и не надо было… Я дурак, извини!

Повернулся и, загребая ногами, пошел вон из спальни, большой, неуклюжий. Вышел в коридор и осторожно прикрыл за собой дверь. Юлия все еще зажимала уши пальцами. Она не слышала, как Ирка на цыпочках попятилась к двери, неслышно нажала на ручку, заведя руку за спину, и бесшумно выскользнула из спальни. Выждав пару минут, Тамара спустилась вниз и заперла за супругами входную дверь. Она не издала ни звука во время всей сцены.

…а Юлия отправилась к Женьке. Шла по знакомой тропинке к Женькиному дому с серыми мраморными ступеньками в трещинках. Ей нужно было его спросить… правда ли это? То, что сказал Марик?!

День был пасмурный. Лес темнел впереди. Птицы не возились в ветках. Тихо было вокруг и как-то безжизненно. Юлия уходила все дальше и дальше, отдаваясь приятному, легкому, немного печальному чувству движения без цели.

Тамара подошла к кровати, потрогала ее лоб, поправила одеяло. Выражение ее лица было угрюмым.

… – Женечка, я так соскучилась, – сказала Юлия, усаживаясь на ступеньку рядом с мужем. – Я приходила столько раз, а тебя все не было. Куда ты все время уходишь?

Женька пожал плечами. Обнял Юлию, притянул к себе. Темно было вокруг. Из окна падал неяркий сноп света.

– Мне хорошо с тобой, – сказала Юлия. – Ты же знаешь, как мне с тобой хорошо. Ты не должен был уходить. Ты предатель, Женька! И что у тебя за жизнь сейчас? А может, у тебя здесь кто-нибудь есть? Марик сказал, что ты и Ирка… только я не верю. Она никогда тебе не нравилась. Ты называл ее аферисткой. Бедный Марик, он чуть не плакал сегодня. И был пьян. Он запил с горя, и это моя вина. Ирка сказала, что Марик развалил дело, и я…

Юлия осеклась. Она хотела сказать, что сделала Алекса совладельцем, но подумала, что Женьке это может не понравиться.

– Юльця, какая ты у меня глупая! – Женька поцеловал ее в лоб. – Это все такая ерунда, поверь мне! Хочешь вина?

После скандала Ирка больше не появлялась. Зато стали приходить Зажорик с Олегом Монаховым. Олег привычно садился около кровати, брал руку Юлии. Зажорик подсаживался к Тамаре. Олег начинал говорить. Медленно и раздельно, поминутно спрашивая: вы слышите меня, Юлия? Он все время повторял ее имя, которое превратилось в ниточку, связывающую обоих.

– Юля! – звал Олег, дергая за ниточку, и она послушно открывала глаза. – Юлия, смотрите на меня. Повторяйте за мной. Представьте себе то, о чем я говорю. Ваш позвоночник превратился в раскаленную стеклянную трубку. Вашей спине горячо, чувствуете?

– Кажется, чувствую, – отвечала Юлия.

– Умница. По раскаленной трубке бегут блестящие шарики… Они растекаются по всему телу… Сердце начинает биться сильнее… Легкие наполняются воздухом… Вздохните глубже… Задержите дыхание… Постепенно выпустите воздух через рот… Голова стала легкая и слегка кружится…

– Тамарочка, – умильно спрашивал Зажорик в своем углу, – а как насчет кофейку сообразить?

Тамара молча поднималась и отправлялась в кухню варить кофе.

– Я помогу! – срывался с места Зажорик, открывая дверь и пропуская девушку вперед.

Когда они уходили, Олег, приказав: «Спать Юлечка!», принимался осматривать спальню. Он рассматривал окна, двери, проверял, не скрипит ли лестница. Потом подходил к картинам. Больше остальных ему нравилась картина с речным пейзажем. Художник написал закат на реке. Гладкая, застывшая поверхность воды, а в ней полыхает малиновый закат. Скупо, мало деталей, но такой простор, такая ширь была на картине, что дух захватывало. Олег пытался рассмотреть имя художника – внизу справа присутствовал затейливый вензель. Но не разобрать было. Олег снимал картины, рассматривая их с обратной стороны, но тоже безуспешно. Потемневший грубый холст был пуст. Ему также очень нравились рамы.

«Жаль, – невнятно раздумывал Олег, – что нельзя с рамами… технически невозможно. Жаль, жаль…»

К моменту возвращения Тамары и Зажорика из кухни картины висели на месте, а Олег снова сидел на своем посту у кровати Юлии. Юлия спала. Зажорик протягивал другу чашку с кофе. Они выпивали кофе и откланивались. Тамара провожала их до двери.

– Гренадер, а не баба! – жаловался Зажорик. – И главное, молчит всю дорогу!

Последнее и вовсе было непонятно Зажорику, чей рот не закрывался ни на минуту.

– Может, хорошо, что молчит, – отвечал рассеянно Олег. – Хорошие картины! – говорил он, вздыхая. – Особенно та, где закат на реке. Не против, если я ее себе оставлю?

– И куда повесишь? – спрашивал рассудительно Зажорик. – Тебе сперва квартира нужна.