Куда исчез Гитлер, или Военные тайны ХХ века - Михаил Лещинский

Ну и все. Целую.

Москва

Это письмо, дорогая моя, – последнее, вместо послесловия, постскриптум, так сказать. Прошло уже несколько лет после нашего возвращения, которое поначалу принесло радость, а потом обернулось горькими разочарованиями и тоской похлеще афганской…

Всего четыре года была я в Афганистане, а вернулась словно в другую страну, в чужой город, к людям, которые тоже стали чужими. Не забуду, как решила поехать как-то на мой родной Петровский бульвар. Здесь дом, где жила ребенком, тенистые аллеи, на которых детьми прыгали в две веревочки, а потом бегали на угол Трубной за мороженым, которое выдавливали из формочки, а потом хрустели вафлями. Удивительное было лакомство за 10 копеек. Рядом, у Центрального рынка, была первая и любимая 186-я школа, где была незабываемая первая учительница Нина Варфоломеевна. Уж сколько десятилетий прошло, а помню, хотя имя мальчишки, с которым сидела за одной партой, забыла. Невеселой была встреча и с еще одним родным домом, с тем, что в Останкино. Пришла на телевидение в свою редакцию, а даже «Здрасьте!» некому сказать. А ведь и времени прошло всего ничего. И друзья-коллеги те, что остались, какие-то странные, будто в них вселили другие души. А может быть, я стала другой за это короткое время, что показалось вечностью. Тогда-то и поняла я чувства солдат, что возвращались на Родину с разных войн. Сколько мечталось об этом в дальних краях, среди жути и смертей, а вот вернешься – и одно разочарование. Воистину, ожидание всегда лучше свершения.

Принесла в редакцию торт, бутылочку шампанского, которую так и не открыли. Сувенирчики сложила в ящик своего бывшего стола, благо, пустые были. Додумались, видно, освободить, узнав, что приду. И на том спасибо.

Прошла по коридору. С одним перемолвилась словом, с другим, с кем-то облобызались. И все молчком, с опущенными глазами, словно давали понять: мы все знаем, но молчим. Потом сама поймешь. И поняла…

К нашему возвращению уже не было на своих должностях Председателя Гостелерадио Сергея Георгиевича Лапина и его первого зама Энвера Назимовича Мамедова, которые отправляли нас в эту командировку, выжимали все соки, требуя ежедневных репортажей, за что обещали золотые горы после возвращения. Их место заняли совсем чуждые нашему телевизионному миру новые начальники, которые привели своих подчиненных, а уж те – своих. Для всех этих новых мы были бельмом на глазу. Они унизительно долго заставили ждать назначения на должности, все уговаривали побольше отдохнуть после тяжелой работы. Да какой там отдых. В нас еще бурлила энергия, которой зарядили годы бурной, неспокойной и опасной, но такой насыщенной жизни. Так сбивают истребитель на взлете, когда он еще полон мощи, а вот лететь дальше и выше уже не суждено. Нам и боевые награды, к которым представило военное командование, вручили как-то стыдливо, суетно на рядовом заседании коллегии в присутствии «узкого круга ограниченных людей».

А что, собственно, было удивляться? Хорошо же была известна история нашего диктора Юрия Борисовича Левитана, чей голос в годы Отечественной войны был для советских людей на фронте и в тылу голосом Родины, а для врага мощным оружием сопротивления. Так вот, после войны, когда началась очередная чехарда со сменой всяческого начальства, Левитана тихо-тихо отодвинули от первых ролей на радио, усадив, словно рядового диктора, читать «Последние известия» да объявлять программы передач. Боится эта серость ярких цветов, выламывающихся из повседневной рутины людей.

И только ли с нами это происходило после возвращения с войны? Что говорить, если даже 40-ю армию расформировали, отправили в хранилища боевые знамена знаменитых частей и соединений, многие из которых вели свою историю еще с времен той, большой войны. Боялись солдат и офицеров, выполнивших свой долг, не предавших и не продавших то, за что сражались еще их отцы и деды. И начали прятать инвалидов, запрещать писать на памятниках, где погиб солдат, а гаденькие журналисты из нарождавшейся уже «демократической прессы» соревновались в обливании грязью своих ровесников, которые за них гибли и проливали кровь. Конечно, такое не прощается, когда подонки рвутся к власти. Оттого и появились газетные штампы о толпах мародеров и наркоманов, вернувшихся «из-за речки», о журналистах – «певцах Генштаба», снимавших свои якобы боевые репортажи на полигонах и учениях с холостыми патронами. Да, Бог им судия! Кто знает, тот знает, а на других плевать.

Многих «афганцев» доводят «до ручки». Вот лишь один пример: судьба Виктора Петровича Поляничко. Я писала о том, что он был личным советником Наджиба. После возвращения тоже долго маялся без дела, а потом подоспела война в Карабахе, и он пригодился. Потом опять без дела, пока не начался осетино-ингушский конфликт. Отправили туда представителем Москвы. Короче, гнали, гнали и загнали в смертельный тупик. Он погиб на окраине Владикавказа в результате спланированного покушения боевиков. Хороший был человек. Часто бываю на Новодевичьем, где его могила. А рядом еще один могильный холм. Под ним тоже добрый друг, с которым многое связано в Афганистане. Виктор Петрович Дубынин был командующим нашей армией там перед Громовым. Потом – служба в Киеве, а уж затем командующим войсками Северной группы войск. И тоже ведь иезуитски направили его в Польшу в самый трудный период, когда там начались антисоветские события, а потом и вывод наших войск. Можно только представить себе, что легло на его плечи. И его тоже довели до гроба – организм не выдержал, а ведь не было еще и пятидесяти. Ну, что ж, не зря сказано мудрым поэтом: «Времена не выбирают, в них живут и умирают».

Вот, пожалуй, и все. Утомила я тебя, да и себя тоже этими письмами. Будем тихо доживать.

Твоя Ада.

История, которой посвящен очерк, началась в самом начале 90-х годов ХХ века. Тогда в атмосфере всеобщей эйфории от нахлынувшей вдруг свободы и радужных надежд на будущее ветераны афганской войны, к которым относятся и авторы этих строк, решили провести международный телемарафон «Солдаты ХХ века – против войны». Идея удалась. В Москву приехали участники больших и малых войн из многих стран мира, из всех республик тогда только что распавшегося СССР. Среди поддержавших идею телемарафона, который более 16 часов транслировался в эфире Останкино, были и гости из-за океана: американские ветераны Второй мировой, Корейской и Вьетнамской войн. Несколько раз в этот день они обращались к руководству нашей страны и простым людям с просьбой помочь им в розыске своих соотечественников, пропавших в разные годы на территории СССР.

Признаемся, что тогда это показалось довольно странным – мало кто мог предположить нечто подобное, да и официальные заявления властей на протяжении многих десятилетий однозначно утверждали, что таких случаев насильственного удержания граждан США не было, и нет. Однако журналистский интерес был разбужен. Тому способствовали и несколько сообщений от зрителей марафона, в которых содержались свидетельства о встречах в разное время и в разных местах России с людьми, считавшими себя американцами.