Битва под Эль-Аламейном. Поражение танковой армии Роммеля в Северной Африке - Майкл Карвер

Была ли битва действительно необходима? Не мог ли Монтгомери нанести под Алам-эль-Хальфой удар своему противнику? Теоретически рассуждая, он мог бы это сделать и поначалу хотел так поступить. Ответный удар, если бы он планировался на тот же день, мог увенчаться успехом, но обескураживающие результаты действий 8-й бронетанковой бригады утром 1 сентября и новозеландской дивизии в ночь на 4 сентября ясно показали Монтгомери, насколько тупым становится его оружие, когда речь заходит о наступлении. Монтгомери был реалистом, и нет сомнений в том, что упорство в атаках только привело бы к ненужным потерям, о которых Монтгомери потом бы очень сожалел. Существует единодушное мнение Фрейберга и Ламсдена о том, что пехота должна была повторить атаку и завершить выполнение задачи в течение второй ночи наступления перед тем, как была произведена попытка прохода через ее позиции подразделений 10-го корпуса. Несмотря на очевидные трудности, связанные с выполнением всего, что надо было сделать за одну ночь, ход сражения доказывает обоснованность решений Монтгомери. Из пехотных дивизий, которые принимали участие в первой атаке, только 9-я австралийская дивизия была в состоянии предпринять в следующую ночь серьезную операцию, но на ее участке такое наступление не предусматривалось. Для того чтобы во вторую ночь нанести сильный удар и иметь для этого достаточные силы пехоты, надо было сократить фронт начальной атаки, который и так уже был сужен до 6 миль, или оставить мысль о нанесении отвлекающего наступления на всем фронте 13-го корпуса. Более того, суточная передышка предоставила бы противнику дополнительные возможности угадать направление удара и приготовиться к его отражению. Если учесть, что все бронетанковые силы Ламсдена в течение нескольких дней топтались у тракта Рахман, сдерживаемые поредевшими силами Роммеля, то надо думать, что у Ламсдена были бы еще большие трудности при осуществлении прорыва во вторую ночь.

Высказывалось также мнение о том, что Монтгомери мог прорвать фронт с меньшими потерями, если бы не атаковал на севере, где враг обладал самыми мощными силами. Альтернативными местами наступления могли быть либо местность между Рувейсатом и хребтом Баре, или между Мунассибом и Химейматом. Второе место было невыгодным, и главное препятствие заключалось в том, что любую атаку в этом месте надо было производить через длинное узкое «бутылочное горлышко» непосредственно к северу от Гебель-Калаха; причем в этом месте у Роммеля были хорошо подготовленные позиции, прикрытые его старыми минными полями, на которые он мог опереться. Центральный участок был ничуть не более выгодным, чем северный. Позиция противника здесь была также сильна и хорошо минирована. Любая попытка прорыва на этом участке создала бы для Роммеля меньшую угрозу, он мог бы перебросить сюда моторизованные соединения, чтобы отразить наступление, не подвергая опасности другие участки своего фронта. Быстрота и ярость реакции немецкой танковой армии и самого Роммеля на угрозу, которая возникла во время боев за выступ у гряды высот «Почка», является красноречивым доказательством правильности направления главного удара. Надо ли было наносить второй удар к северу от выступа, как это было сделано в действительности, или следовало придерживаться первоначального плана и ударить от хребта Митейрия – это вопрос, на который дать ответ намного труднее. Нельзя отделаться от ощущения, что если бы был нанесен еще один решительный удар на южном фланге, то прорыв и все последующие события операции «Суперчардж» произошли бы намного раньше. Но следует иметь в виду, что к этому времени уже провалились две попытки Гейтхауза ударить по противнику именно отсюда. По стечению обстоятельств австралийцы были в лучшем состоянии для решительной атаки, чем другие дивизии в это время. Не тратя времени на развертывание пехоты и артиллерии, они стремились совершить прорыв на том участке, где была возможна прямая угроза Роммелю. Хотя две атаки австралийцев не привели к прорыву фронта, они оказали на ход сражения гораздо большее влияние, чем ожидалось. Реакция Роммеля была немедленной, и, несмотря на разумные советы подчиненных, он настоял на контратаке, которая привела к лишним потерям и уменьшила его способность противостоять британскому наступлению. В течение всего сражения контратаки Роммеля не приводили ни к чему, кроме потери его сил. Некоторые потери остались практически незамеченными его противником. Более осторожная тактика Штумме с его сдерживанием и локальными контратаками могла стоить немцам меньших потерь. Но в лучшем случае такая тактика могла лишь продлить сражение на несколько дней. Этот вывод не подлежит никакому сомнению.

Несмотря на положительный эффект, который оказали атаки австралийцев на северном участке фронта, Монтгомери правильно решил перенести основные усилия на исходный участок наступления. Основной удар был нанесен по участку обороны 15-й немецкой танковой дивизии. Но окончательный прорыв фронта противника произошел на южном участке. Возможно, его удалось бы осуществить легче и быстрее, если бы исходный удар был нанесен немного южнее, но для его отражения африканский корпус мог бы и сам переместиться южнее, так что этот результат вряд ли сильно отличался бы от реального, а переход войск был бы осложнен участками сыпучего песка, которые впоследствии сильно осложнили действия 5-й индийской бригады.

Некоторые критики, включая Роммеля, обвиняли Монтгомери в «поразительной осторожности» из-за сведения атак к локальным действиям. Другие, напротив, обвиняют его в безоглядном пренебрежении человеческими жизнями и техникой при наступлениях на хорошо укрепленные позиции противника, в особенности в жертве танков. Конечно, его план ни в коем случае не был осторожным, но в жизнь он проводился весьма осмотрительно. Если критиковать Монтгомери, его большой риск, когда он высвобождал войска, удерживавшие фронт, чтобы ускорить развертывание в боевые порядки, это был критический фактор, могущий повлиять на начало следующей атаки.

Обоснованность критики и обвинений в бесшабашности или ненужных потерях людей и танков зависит от допустимой степени потерь в операциях такого рода. По меркам предыдущих войн потери были чрезвычайно низки по отношению к общей численности войск, особенно если учесть достигнутые их ценой успехи. Но составить себе полной картины по одним числам нельзя. В современной армии, особенно в условиях пустыни, где трудно обеспечивать жизнедеятельность людей и машин, число солдат и офицеров, которые непосредственно участвуют в боях на виду и под прицелом неприятеля, составляет небольшую долю от всех людей, участвующих в сражении. Пехотный батальон идет в атаку с исходных рубежей, имея в своем составе 20 офицеров и 400 солдат; еще 130 человек присоединится к нему по достижении цели атаки, неся с собой оружие, снаряжение, рацию и тому подобное. Около 250 солдат вообще не примут непосредственного участия в боевых действиях. Если численность батальона после атаки уменьшилась с 420 до 300 человек, батальон становится неспособным к следующей серьезной атаке до получения пополнения, взятия его на довольствие и обучение. В танковых подразделениях относительное число идущих в бой еще меньше. Мощь танковых полков определяется их «шерманами» или «грантами», но немногие полки шли в атаку силами свыше 20 танков, часто это число было меньше. Потери в танках и экипажах не были высокими в абсолютных цифрах, но они могли быстро снизить боеспособность танковых частей. Именно на эту малую часть непосредственно участвующих в бою людей падает основная масса потерь в сравнении с потерями сопровождающих их саперов, солдат и офицеров полевой и противотанковой артиллерии. Нет сомнения в том, что среди участников боевых действий каждой дивизии пропорции потерь были достаточно велики, но нельзя сказать, что они были гибельными. В особенности это касается потерь танкистов – как в людях, так и в боевых машинах. Воздействие потерь на моральный дух армии не обязательно определяется числом убитых и раненых. Чем меньше численность сражающихся, тем большее воздействие на их дух оказывает потеря товарищей, особенно если смерть находит, как это часто бывает, самых лучших из них.