Вечный союз - Уильям Форстен

– Как не существует?

– Вы не знали об этом? – усмехнулся Тобиас. – Их уничтожили шесть месяцев назад. Они бежали от мер-ков через болота к югу, надеясь найти убежище у бантагов, но те их истребили.

Винсент пристально посмотрел на Тобиаса, не зная, можно ли ему верить. Если это было правдой, значит, ситуация в мире изменилась.

– Но мерки, как я говорил, находятся на перепутье. Если они решат двигаться на восток, то им придется переправляться через проливы Внутреннего моря.

– С вашей помощью.

– Да, с моей помощью, – бросил Кромвель. – Они будут драться с бантагами не на жизнь, а на смерть. Но при этом их беспокоит и то, что делаете вы. Они побаиваются усиления Руси. Поэтому они заключили со мной договор: я нейтрализую вас, у них будут развязаны руки, и они смогут идти, куда им надо. За это они даже пообещали Карфагену освобождение от пищевой повинности. Но если у меня ничего не получится, – голос Кромвеля звучал устало и печально, – они не станут биться с бантагами, а двинутся на север, заняв территорию, где прежде были тугары. – Опять же с вашей помощью.

– Меня устраивают оба варианта, – отозвался Тобиас холодным тоном.

– То есть я должен понимать это так, что вы действуете в наших интересах?

– Можно сказать и так.

– Неужели вы думаете, что я поверю этому? Почему вы не хотели мирно обсудить все это с нами? Мы неоднократно засылали гонцов в Карфаген, но ни один из них не вернулся.

– Карфагенянам запретили вступать с вами в контакт. Тобиас поднялся на ноги, давая понять, что аудиенция окончена.

– Я буду ждать вашего ответа завтра утром, – сказал он Лукуллу и сделал знак, чтобы его оставили.

Лукулл встал и, повернувшись, молча вышел из палатки. Винсент направился было за ним, но затем остановился.

– Капитан Кромвель, могу я сказать вам два слова наедине? – спросил он дружелюбным тоном по-английски, глядя Тобиасу прямо в глаза.

Тобиас в нерешительности молчал.

– Вы сделали много такого, что вызывает у меня омерзение, но я помню и то, как во время войны вы спасли мне жизнь, взяв к себе на судно после того, как Тугары разбили нашу батарею. Можем мы, помня об этом, поговорить как два бывших товарища?

Тобиас грустно усмехнулся и кивнул переводчику, чтобы тот вышел из палатки.

– Испытываешь странное чувство, говоря по-английски, – произнес он с тоскливой ноткой в голосе. – Выучить этот карфагенский было непросто.

– Русский не намного проще.

– Я только сейчас понял, почему вас назначили послом. Вы один из немногих, кто знает латынь.

– Да. Вот уж не думал, что зубрежка на уроках латинского пригодится мне когда-нибудь в подобных обстоятельствах, – отозвался Винсент, стараясь говорить непринужденно, чтобы создать соответствующую атмосферу.

– Вы знаете, я никогда не говорил этого, но ведь я видел однажды вашу школу. Она выглядела очень живописно на холме над Кеннебеком.

– Надеюсь, она будет стоять там вечно.

– А, наверняка попадет в руки какому-нибудь болвану, и он погубит ее. Я и сам ходил в такую же школу, правда не квакерскую. Директор был бесхарактерным ничтожеством, а его жена – мегерой, которой было наплевать на школьные дела, и в конце концов из-за ее капризов все развалилось. Все так кончается когда-нибудь, – заключил Тобиас бесстрастно.

– Вы, похоже, во всем видите худшее. Я всегда стараюсь найти что-нибудь хорошее.

– Этим мы и отличаемся друг от друга. Я трезво смотрю на вещи, а вы – мечтатель, идеалист. Конечно, было бы хорошо, если бы мир был таким, каким он вам представляется, но я убедился, что он другой, – задумчиво произнес Тобиас.

– И это сделало вас угрюмым одиночкой. Тобиас в ответ только усмехнулся.

– Так что вы хотели мне сказать?

– Вы действительно верите, что уцелеете в той игре, которую затеяли?

Тобиас откинулся на спинку стула и поглядел в сторону.

– Я думаю, у меня неплохие шансы. У меня есть «Оганкит». Он теперь выглядит впечатляюще, не правда ли?

– Похож на «Мерримак», – отозвался Винсент подчеркнуто равнодушным тоном, сделав вид, что это его не интересует.

– Я специально сделал его таким. Я ведь служил инженером-механиком на «Камберленде».

– Вы участвовали в этом сражении? Почему вы никогда не рассказывали об этом?

– А кому это было интересно? – отрезал Тобиас.

Воспоминание о том, как ядро с «Мерримака» взорвалось на палубе его корабля, до сих пор преследовало его. После этого боя его поставили командовать суд-ном – но транспортным, черт бы их побрал. Хотя дисциплинарный совет Адмиралтейства принял к сведению его объяснение причин, по которым он прыгнул за борт прежде, чем была дана команда покинуть судно, он знал, что ему никогда не доверят боевой корабль.

– Я хорошо помню «Мерримак»; когда мы захватили военно-морскую базу конфедератов, я видел чертежи, по которым он был построен. «Оганкит» теперь тоже корабль что надо. Двухдюймовая броня, двенадцать тяжелых орудий – самый мощный броненосец во всем этом забытом Богом мире.

– Вы перестраивали его в Карфагене.

– Я вижу, разведка работает – да, генерал? Винсент улыбнулся обескураживающей улыбкой:

– Вряд ли стоит этому удивляться. Тобиас тоже улыбнулся и покачал головой:

– Да, вы проделали поистине большой путь с тех пор, как я выловил вас из той речки. Генерал, посол… И при этом по-прежнему добрый квакер?

– Не знаю, может быть, и нет. Жизнь изменила всех нас – и вас, и меня.

– Да, приходится приспосабливаться к тем условиям, какие существуют в этом мире.

– Мы нашли возможность жить в нем и помочь миллионам других людей. А вы были когда-то нашим товарищем.

– Неужели вы действительно верите, что помогли людям, Винсент? В ту войну погибла половина всех русских, а Тугары забрали бы только двух из десяти. Умерли почти шестьсот тысяч человек, которые могли бы еще жить. Вы называете это помощью?

– Мы освободили их от тугар.

– Это можно было сделать так, как предлагал я. Затаиться, пока они не уйдут, а потом в течение двадцати лет спокойно готовиться к отпору. Но нет, ваш Кин не желал ждать.

– Вы не могли перенести того, что он вами командует, правда? – спросил Винсент, стараясь, чтобы это не прозвучало как обвинение.

– Да, не мог. С того самого момента, как он ступил на палубу «Оганкита», он относился ко мне с пренебрежением. Это вечная история. Офицеры смотрят на меня с насмешкой из-за того, что я коротышка с большим животом и слишком высоким голосом. А до моих способностей никому нет дела.