Последний проблеск света - Клэр Кент

это можно делать стоя.

Его лицо расслабляется. Он раскраснелся и вспотел, на щеке с одной стороны виднеется пятно грязи.

— Конечно, можно. Просто тяжеловато для спины, — он вздрагивает, потирая поясницу.

— Кому ты рассказываешь, — я оглядываюсь назад, застегивая ширинку. — Эта кора весьма болезненно ощущается на коже.

— Черт. Я должен был подумать об этом. Увлекся, — он разворачивает меня и осматривает мою спину, приподнимая майку, чтобы заглянуть под ткань.

— Кровь идет?

— Нет. Но выглядит раздраженным. Извини.

— Я не жалуюсь, — я смотрю вниз и вижу, что его сперма забрызгала всю мою майку спереди. — Можешь загладить вину, принеся мне другую футболку из сумки.

Трэвис так и делает, и я чувствую себя получше, переодевшись и помыв лицо и руки в ручье. Мы ужинаем, кормим пса и готовимся ко сну.

Я расстилаю спальник, но не забираюсь в него. Я просто стою и смотрю на Трэвиса, который прислонился к дереву, вытянув ноги и поставив дробовик рядом.

Он на мгновение встречается со мной взглядом. Затем протягивает руку.

— Иди сюда.

Я немедленно подхожу, сажусь и прислоняюсь к нему, а он обнимает меня рукой.

— Ты как, нормально? — спрашивает он, утыкаясь лицом в мои растрепанные волосы.

— Ага.

— Не уверен, что болезненный секс у дерева — это то, в чем ты нуждалась после такого испуга.

— Я нуждалась в этом, — я потираюсь щекой об его грязную футболку. — Именно в этом я и нуждалась.

— Не знаю даже, почему я так потерял контроль, — по его голосу я слышу, как сильно это его беспокоит — то, что он не такой сильный, каким хочет быть.

— Потому что ты человек. А люди иногда срываются. Я была рада. Я хотела этого.

— Да?

— Да.

Он снова утыкается лицом в мои волосы. Это ощущается почти как поцелуй.

— Ладно.

Я расслабляюсь, прижимаясь к его теплому телу.

Сегодня нас едва не убили, но день все равно заканчивается лучше, чем начался.

***

В обед следующего дня мы достигаем последнего отрезка пути к Форт-Ноксу.

Это почти невероятно, но мы практически добрались до места назначения.

Если бы можно было поехать прямиком к парадному входу, мы бы оказались там через час, но не все так просто.

Трэвис уверен, что главные дороги будут перекрыты мерзкими группировками, которые хотят воспользоваться отчаявшимися людьми. Я уверена, что он прав. Так что мы ищем путь, как попасть туда, не подвергаясь опасности.

Обедая, мы оба изучаем карту.

— Главные ворота тут и тут, — говорит Трэвис, показывая нужные места на карте. — Но мы не знаем, какими воротами воспользоваться. Не знаю, то ли они удерживают всю базу, то ли только часть ее, и где вообще впускают народ.

— Черт, это место огромно.

— Ага.

— Что нам надо, так это попасть куда-нибудь, где можно осмотреться. Здесь есть возвышенность, на которую можно подняться и посмотреть на базу?

Трэвис хмуро смотрит на карту.

— Может быть. Всю базу не увидим, но, возможно, рассмотрим часть ее и одни из ворот, — он проводит пальцем по одной стороне. — Здесь должна быть местность повыше. Мы можем поехать вот так — дорог нет, но проехать сумеем — и окажемся примерно здесь. Возможно, оттуда увидим получше.

— Как по мне, неплохо. Я предпочла бы знать, куда мы направляемся, а не просто переть вслепую.

— Тогда давай так и сделаем.

Вся вторая половина дня уходит на объезд, избегание дорог и соседних населенных городов. Когда мы добираемся до нужных окрестностей, уже наступает закат.

Теперь слишком темно, чтобы видеть что-то вдалеке, даже если мы заберемся на вершину самого высокого холма и посмотрим, так что вместо этого мы ищем, пока не находим хижину в стороне.

Она пустует. Лишь одна комната с маленькой кроватью и встроенным шкафом. Вот и все. Нет ни единого предмета мебели, чтобы поставить перед дверью, хотя есть большая доска, которой можно подпереть ее. Окна не разбиты, но и ничем не защищены.

Это лучше, чем ночевать под открытым небом, но нам придется спать под открытым небом.

Я ложусь первой, все мое нутро так и скручивает из-за того, что случится завтра. Пес сворачивается на полу у кровати. Я проспала всего пару часов, когда резко просыпаюсь от того, что Трэвис зовет меня по имени.

Он говорит тихим, торопливым голосом.

Я сажусь на кровати, мое тело сразу переходит в кризисный режим.

— Фары, — он стоит у окна, держа дробовик наготове.

— Сюда едут?

— Ага. Уже паркуются.

— Вот черт, — я выкатываюсь из постели, хватаю пистолет и встаю ко второму окну.

— Встань сбоку, — говорит Трэвис. — Не знаю, кто это. Вдруг выстрелят прямо в окно.

Я подчиняюсь и выглядываю настолько, насколько это возможно, чтобы не сделать себя мишенью. Я не вижу ничего, кроме фар. Пес тоже проснулся и теперь тихо рычит у моих ног.

Я едва не выпрыгиваю из собственной шкуры, кода громкий выстрел раскалывает тьму. Мужской голос кричит:

— Кто бы там ни был, эта хижина вам не принадлежит.

Несмотря на грубую властность тона, эти слова приносят мне облегчение. Непохоже, что это тот, кто хочет просто так вредить другим.

— Она пустовала, — кричит Трэвис в ответ. — Мы не знали, что тут занято. Мы не ищем проблем.

— Тогда убирайтесь оттуда на хер!

— Нет, пока не узнаем, кто ждет нас снаружи.

Я слышу, как незнакомый мужчина что-то приглушенно произносит. Похоже, он матерится себе под нос. Затем он выкрикивает:

— Сначала сами назовитесь.

Трэвис не отвечает сразу же.

Я знаю, почему он колеблется. Признать, что внутри всего двое, может дать незнакомцам преимущество. Но теперь я абсолютно уверена, что мужчина снаружи не желает на нас нападать. Он напоминает мне Трэвиса. Защищает себя. Людей с ним.

Старается изо всех сил.

Я слышу это по его голосу.

Это противостояние будет длиться вечно, если кто-то не разрешит эту дилемму.

Так что я следую своим инстинктам и кричу:

— Тут только я и он. Нас двое. Мы не ищем проблем. Но мы не будем выходить, пока не убедимся, что это безопасно.

Воцаряется пауза. Затем…

— Лейн? Это ты?

Новый голос. Женский. Знакомый.

Я прекрасно знаю, кто это. Потому что слышала его почти каждый день.

— Мисс Дженсон?

— Да! О Боже мой, Лейн, поверить не могу, что это ты. Кто там с тобой?

Трэвис повернулся ко мне и вопросительно хмурится.

— Это мисс Дженсон! Она преподавала мне английский в девятом классе. Она была с той группой, что покинула Мидоуз, — далее я кричу в окно: — Там есть еще кто-то из Мидоуза?

— Нет! Нас всего четверо.