Элегантность ежика - Мюриель Барбери

Какуро улыбнулся. Я старательно заперла дверь, закрыв ее за собой и перед носом Льва, задумавшего прорыв. Какуро подал мне руку, и я оперлась на нее, чувствуя, что моя немного дрожит. «Только бы нам никого не встретить», — молилась внутри меня упрямая частичка Рене-подпольщицы. Сколько ни прощалась я со своими страхами, но пока еще не была готова стать притчей во языцех на улице Гренель.

Случилось то, чего следовало ожидать.

Не успели мы подойти к входной двери, как она открылась нам навстречу.

Вошли Жасента Розен и Анн-Элен Мерисс. Вот незадача! Что же делать?! Деваться некуда!

— Добрый вечер, — пропел Какуро и, буквально волоча меня за собой, проворно обошел их слева. — Добрый вечер, милые дамы! Мы опаздываем, поэтому приветствуем вас и бежим со всех ног.

— Добрый вечер, месье Одзу, — жеманно отозвались они, поворачивая головы, точно их тянули за веревочки. — Добрый вечер, мадам, — поприветствовали они и меня (это меня-то!), улыбаясь во весь рот и показывая все свои зубы.

Честное слова, никогда не видала разом столько зубов.

— Приятного вечера, мадам, — просюсюкала Анн-Элен Мерисс, с жадностью рассматривая меня, когда мы с Какуро уже выходили из подъезда.

— Спасибо, спасибо! — прожурчал Какуро и подтолкнул ногой створку двери, закрыв ее за нами. — Кошмар! — рассмеялся он. — Если б мы остановились, задержались бы на час, не меньше.

— Они меня не узнали, — сказала я и пораженно застыла посреди тротуара. — Они меня не узнали!

Какуро стоял рядом, по-прежнему крепко держа меня под руку.

— Потому что никогда не видели, — сказал он. — А я узнал бы вас всегда.

Достаточно один раз убедиться, что можно быть слепым на свету и зрячим в темноте, чтобы задаться вопросом: что же такое зрение? Как оно работает? Мы уже ехали в такси, заказанном Какуро, а я все думала о Жасенте Розен и Анн-Элен Мерисс, которые начинали видеть меня только при определенных обстоятельствах (в сословном мире я достойна их внимания, если, например, иду под руку с месье Одзу). И вдруг со всей ясностью поняла: взгляд сродни руке, запущенной в струю воды. Он что-то выуживает, хватает наугад, а не прицельно, принимает на веру и не задает вопросов, получает даром, не прилагая усилий, — он ничего не желает, ни к чему не стремится, ни за что не бьется.

Такси скользило в голубеющих сумерках, а я все думала.

О Жане Артансе, чьи угасшие зрачки ожили при виде камелий.

О Пьере Артансе, таком зорком и совсем слепом, как нищий.

О двух встреченных дамах с жадным взглядом попрошаек, но тоже слепых, как котята.

О застывшем взгляде Жежена, всегда направленном только вниз, на дно.

О Люсьене, неспособном видеть, потому что слишком густая темнота обступала его.

О Нептуне, которому служит зрением безошибочный нюх.

И о себе: хорошо ли я вижу?

«Черный дождь» видели?

Если не видели «Черный дождь» или на худой конец «Бегущего по лезвию», вам будет трудно понять, почему, как только мы вошли в ресторан, у меня возникло ощущение, что я попала в фильм Ридли Скотта. В «Бегущем по лезвию» есть сцена в баре, где выступает женщина-змея и откуда Декард вызывает Рэчел по стенному видеофону. В «Черном дожде» тоже есть бар и девушки по вызову, одна из которых — белокурая Кейт Кэпшоу с обнаженной спиной. Там и тут перемешаны лучи света, точно проходящие сквозь цветные витраж: собора, и клубы адской тьмы.

— Люблю такой свет, — сказала я Какуро, усаживаясь на диванчик.

Нас устроили в уютном спокойном уголке, за столик, на который падал солнечный блик посреди мерцающих теней. Как тени могут мерцать? Не знаю, но они мерцали.

— Вы смотрели «Черный дождь»?

Я и представить себе не могла, что у двух людей могут быть такие сходные вкусы и общие ассоциации.

— Смотрела, — ответила я, — раз двенадцать, не меньше.

Все вокруг было мерцающим, искрящимся, хрустальным и бархатным. Волшебным.

— Нас ждет суши-пир, — провозгласил Какуро, с удовольствием разворачивая салфетку. — Надеюсь, вы не сердитесь, что я все заказал заранее? Мне хотелось угостить вас всем самым лучшим из того, что может предложить японская кухня в Париже.

— Конечно, не сержусь, — ответила я, изумившись множеству узорных чашечек с диковинными овощами, замаринованными и политыми не-знаю-какими, но очень соблазнительными соусами, которые принесли и расставили перед нами официанты, пристроив между ними еще и бутылочки с сакэ.

И мы приступили. Первым я выудила маринованный огурчик, но он только на вид был маринованным огурчиком, а на вкус чем-то невообразимо вкусным. Какуро выловил двумя темными деревянными палочками кусочек… чего? мандарина? помидора? манго?.. и ловко отправил в рот. Я немедленно запустила палочки в ту же чашечку.

Оказалось, это сладкая морковка — пища богов!

— Что ж, с днем рождения! — сказала я и подняла свой стаканчик с сакэ.

— Спасибо. Большое спасибо, — отозвался Какуро и чокнулся со мной.

— Неужели осьминог? — удивилась я, вытащив кусочек зазубренного щупальца из пиалы с шафраново-желтым соусом.

И тут официант принес нам на двух небольших толстых досках пластинки сырой рыбы.

— Сашими, — сказал Какуро. — Там тоже есть мясо осьминога.

Я погрузилась в созерцание. От такой красоты прямо захватывало дух. Я подцепила своими неловкими палочками белый с серыми прожилками кусочек рыбы («речная камбала» — услужливо уточнил Какуро) и, приготовившись вкусить блаженство, попробовала.

Почему мы ищем вечность в чем-то незримом и неощутимом? Мне она явилась в виде серовато-беловатого кусочка рыбы.

— Рене, — заговорил Какуро. — Я бесконечно счастлив отпраздновать свой день рождения в вашем обществе, но для нашего сегодняшнего ужина есть и более серьезный повод.

Хоть мы знакомы с Какуро всего три недели, но я уже легко могла предположить, что он может счесть «серьезным поводом». Франция или Англия? Вермеер или Караваджо? «Война и мир» или чудная «Анна Каренина»?

Я взяла еще кусочек воздушнейшего сашими — кажется, тунец? Но кусочек оказался весьма внушительного размера, пришлось делить его на части.

— Да, сначала я пригласил вас на день рождения, — продолжал Какуро, — но потом кое-что узнал от одного человека. И хочу сказать вам очень важную вещь.

Я копошилась со своим тунцом и слушала его вполуха.

— Вы совсем не ваша сестра, — твердо произнес Какуро, глядя мне прямо в глаза.

Любезные дамы!