Папарацци - Елена Макарова

Я остановилась официанта с подносом (слава богам, одетого!) и взяла бокал вина. Надо было сосредоточиться и подумать. Делала небольшие глотки, несмотря на то, что умирала от жажд, и непринужденно осматривала гостей, будто выбирая себе новую “жертву”. Как вспышка среди красно-черных лент мелькнула женщина с со светлыми волосами. Тут было немало блондинок, но такой ослепительный блонд я видела только у одной.

Мадам остановилась, улыбкой приветствуя гостя, лицо которого скрывали дурацкие колышущиеся палантины. Она любяще положила ладони ему на грудь, сделала шаг вперед — и лица обоих исчезли из вида. Через мгновение тонкая ткань качнулась от невидимого дуновения и передо мной предстали любовники: Мадам что-то медленно шептала Андрею прямо в губы.

Глава 35

Андрей

— Знала, что ты быстро заскучаешь с этой девкой, — Елена не целовала, а лишь дразнила, — и снова придешь ко мне.

Ощущал мягкость ее губ и горьковатые нотки миндаля. Точно такие же источает цианистый калий — смертельный яд. И точно так же Елена день за днем отравляет меня. Но с меня хватит. Довольно.

— Я просил не впускать ее, — схватил за лицо, сдавливая подбородок, чтобы не смела приближаться.

Не раз просил ее отклонить заявку в Вики, не подпускать близко и не втягивать в свои игры. Но всё впустую. Эта дрянь наслаждалась, изводя меня. С улыбкой наблюдала как я снова и снова унижаюсь перед ней.

— Она отлично проводит здесь время, — сука улыбалась несмотря на боль и унизительное положение, — видела ее с актером из труппы, — как удар под дых. Знала чем меня зацепить. Только зря дразнит голодного льва в клетке.

Не сомневался, Вика здесь не развлекаться, она не станет принимать участие в сексуальных игрищах. Но сама мысль о том, что она находится в окружении мужчин, которые смотрят на нее только как на объект желания, заставляла до боли стискивать челюсти в неконтролируемой вспышке ревности.

— Где она? — это всё, что сейчас меня интересовало.

— Не волнуйся, где бы она не была, ей хорошо, — только Елена умела произносить отвратительные вещи самым невинным голосом.

Сжимал кулаки, когда начинало трясти от ярости, стоило представить как все эти мудаки смотрят на нее, пускают слюни и представляют каким образом трахнули бы ее.

Не удержался и отшвырнул Елену:

— Дура! Она ни за какие деньги не станет молчать, — знал ее болевые точки, и не хуже не самой умел манипулировать играть на чувствах.

— Она ничего не докажет, — с холодной надменностью. Вику она не считала угрозой.

— Ты слишком самоуверенна, — и совсем не знает мою амазонку. Уверен, Вика что-то задумала, и проникновение в клуб не просто попытка докопаться до моей тайны.

— Она мне не соперница, — и речь совсем не о ее, так называемом, бизнесе. Она считала и меня своей собственностью. — Пусть развлекается, пусть строит из себя детектива. Что она может? Кто она вообще такая? Жалкая сиротка.

— Закрой рот, — пока лишь просил, но она не унималась.

— Обычная потаскушка, которых у тебя было множество.

— Заткнись! — взял ее за горло.

Я никогда не желал никому смерти, но ее похороны стали бы для меня праздником. Сердце бы остановилось, перестав качать кровь; легкие замерли, больше не разгоняя по крови кислород, и она бы замолчала навсегда. Навсегда.

Пальцы сильней сжимались, в глазах Елены разгорался животный, инстинктивный страх перед смертью. Но я ничего не мог ей сделать. Отпустил. Она отшатнулась, кашляя и растирая горло. Как призраки, из воздуха материализовались ее свора, неустанно следящих за порядком в клубе. Руки распускать нельзя, особенно в отношении Мадам. Но она жестом дала отбой охране и те снова отступили в тень, словно их и не было.

После кислородного голодания, видимо, у нее наступило короткое просветление и она сбивчиво заговорила:

— Ты не обо мне беспокоишься, а о ней, — выплевывала слова, словно ей противно произносить их. — Ее пытаешься защитить. Боишься, что я могу ей навредить. Ты любишь ее?

Чтобы я не чувствовал, ее это не касалось. Эта территория, на которую ей не ступить.

— Я забочусь о Софии, — матери на нее, судя по всему, наплевать. — Не хочу, чтобы когда выросла, узнала, что мамочка сидит в тюрьме за торговлю наркотиками.

Сразу куда-то испарилась приветливая хозяйка клуба, очаровательная Мадам и передо мной предстала Елена в своем истинном обличии — циничная бессердечная сука.

— Если она тебе так нужна — ищи. Уверена, найдешь ее с раздвинутыми ногами под каким-нибудь сексуальным красавчиком, перед которым она не устояла. — Она изливала желчь, которой сам аи захлебывалась. — Ты же всерьез не думаешь, что она полюбила тебя? Только я одна способна любить тебя.

— Ты никого не любишь, — с сожаление был вынужден признать.

Меня никто не остановил и не попросил на выход, когда я начал метаться среди посетителей, в каждой брюнетке мне мерещилась Вика и я готов был набить рожу каждому мужику, что был рядом, как мне казалось, с ней. Елена снисходительно позволила мне тревожить покой ее гостей, с довольной улыбкой наблюдая, как шарю по темным углам ее логова в поисках Вики. Стерва хотела оказаться правой, и надеялась, что я застану Вику в чужих объятиях.

Чертовы ленты мешали что-либо нормально разглядеть, а гости люди постоянно перемещались по клубу, и я снова и снова натыкался на одни и те же лица. Но Вики среди них не было. Такое ощущение, что она пряталась от меня. И делала это назло. Мстила за мою скрытность, за мою тайну.

Но я не мог ей признаться, не мог рисковать, рассказывая ей правду. Слишком долго я добивался ее симпатии. О любви и не мечтал, действительно ее не заслуживал. Она бы первой бросила мне это в лицо, как только я признался бы во всём. Я трусливо молчал, боясь ее потерять. Она ускользала сквозь пальцы, с каждым днем отдаляясь все больше. И секс не мог ее удержать. Меня же давно держал рядом с ней совсем не он.

— Виктория! — позвал, устав от тщетных попыток. — Вика! — наплевал на всё и хотел лишь забрать ее отсюда.

Началось волнение, люди перешептывались и рассеивались, напуганные. Елена перестала сдерживать охрану, и пара здоровяков окружили меня, намереваясь выпроводить. Но я не мог уйти без Вики. Ударил одного, как только меня попытались взять под руки. Тут же получил ответный в лицо. Из рассеченной губы сочилась кровь, в ушах зазвенело, но я не собирался отступать. Меня переполняла бессильная ярость и я с радость выплеснул бы ее на кого-нибудь вроде этих амбалов. Наплевать на боль, внутри всё скручивало в тугой узел намного сильней.

Я успел получить и сам отвесить пару тумаков, прежде чем из красных облаков полупрозрачной ткани возникла незнакомка.

— Оставьте, — коснулась плеча одного из охранников, удерживающих меня, — мы уходим, — спокойно объявила. Те послушно отступили в стороны, словно ее слово для них закон, и в их неотступном сопровождении мы направились к выходу.