Дом Ворона - Анна Мирович

Все кончилось.

Прижимая к себе голову декана Свена, она медленно пошла к выходу. В душе Равены все окаменело, все покрылось льдом; она шла и не понимала, что идет. Кевви бежал рядом и скулил. Мелькнуло чье-то лицо – кажется, Гранвилл, кажется, он был счастлив.

Сквозь гул в ушах Равена услышала: «Третий дом никогда не признает южную шлюху королем Дарангвара. Я присягал семье Бренуи и верен ей. Как вообще ты могла мне поверить?»

«Не знаю, – подумала Равена. – Может быть, потому, что во мне еще теплилась надежда. А теперь я ничего не знаю и у меня больше ничего нет. Ничего и никого».

Она вышла на площадь Святого Михаила со своей страшной ношей, сделала несколько шагов и замерла. Люди смотрели на нее в мертвой тишине. Потом кто-то ахнул, кто-то оторопело поднес руку к лицу и опустил.

«Моя девочка, – прозвенел в ушах Равены далекий голос декана Свена. – Моя бедная, добрая девочка…»

Равена осела на мостовую, почти теряя сознание. Рилан держал ее, он что-то негромко говорил, но она не могла разобрать ни единого слова. А потом люди медленно пошли мимо Равены к дому Гранвилла и откуда-то издалека донесся отвратительный звук, словно кто-то рвал кусок мяса голыми руками. Послышались выстрелы и оборвались. В стороне кто-то завизжал – истошно, словно затравленный заяц. Равена узнала голос бургомистра.

Потом она не услышала, а поняла, что кто-то ударил Рилана – и ее окутала тьма. «Только бы не выпустить… – подумала Равена, утопая во мраке и крепче обнимая отрубленную голову. – Только бы не выпустить ее».

И она не выпустила.

Равена очнулась, когда все было кончено. Боль отступила; Равена казалась себе фарфоровой куколкой на каминной полке: тронь пальцем – закачается, зазвенит. Она по-прежнему стояла на площади Святого Михаила, кругом толпились горожане, и Равене показалось, что они исцелились от безумия. Переведя взгляд чуть в сторону, она увидела человека на мостовой. Из разбитой головы сочилась кровь, руки были разбросаны в разные стороны, слепые глаза таращились в небо. Вепрь на рукаве был в грязи.

– Север и Ворон! – прокричал кто-то, и множество голосов подхватило: – Север и Ворон!

Равена смотрела на людей и не узнавала их лиц. Вот эти мужчины, кажется, шахтеры, стаскивают мертвецов в кучу, и окровавленные вепри бессильно скалятся с рукавов. Вот эта женщина, кажется, швея – да, ведь она шила все платья для Равены, но сейчас она не могла вспомнить, как ее зовут. Вот мальчик, которого чуть не повесили – Джейк, вспомнила Равена, его зовут Джейк, – швыряет камни в дом Гранвилла. Площадь захлестывали волны шума и голосов, площадь кричала «Север и Ворон!», и Равене казалось, что она готова взлететь. Неизвестная безжалостная сила тянула ее вверх и отрывала от земли.

Джемса убили. Отца убили.

Ворон расправлял крылья над Севером, и Равена была этим вороном.

Обернувшись, она увидела, как двое мужчин оттаскивают в сторону молодого человека в щегольском камзоле. Да ведь это Рилан! По его лицу струилась кровь и рука, кажется, была сломана. Из-за красного шейного платка казалось, что у него перерезано горло.

– Оставьте его, – приказала Равена. – Что вы делаете, он же отпевал наших мертвецов!

Рилана тотчас же выпустили, и он обмяк на мостовой – пытался подняться и не мог. Незнакомое лицо выплыло откуда-то справа, и мужской голос произнес:

– Он сын Гранвилла, ваше высочество. Дурную траву из поля вон, сами знаете.

Равена знала.

– Не прикасайтесь к нему, – приказала она, понимая, что Рилан – единственный, кто у нее остался. – Он другой.

Рилан все-таки смог подняться и доковылять до Равены. Она притронулась к его локтю и бессильно уронила руку. Кажется, он что-то сказал, но Равена не расслышала, потому что в этот момент увидела, как из дома выволакивают Гранвилла и тащат к ней.

Он отбивался. Опытный боец, он пытался спасти свою жизнь и убил нескольких северян – но слишком многие пришли по его душу. Равена смотрела, как к ней волокут тяжелое обмякшее тело, и чувствовала, как в глубине души наконец-то пробивается что-то горячее и живое.

Ей нужно было сделать одну очень важную вещь. И попытаться жить дальше.

– Вот он! – пророкотал Джемми Бринн, и Равена подумала, что он всегда все делает основательно: и крутит колбасу и убивает. – Мы решили, что это ваше дело, ваше высочество.

Когда-то он угощал Равену и Джемса свежей чесночной колбасой и совершенно по-свойски гладил по голове, но теперь держался с таким уважением, что Равене сделалось не по себе. Проехав по Каттерику, она сделалась не собой, а кем-то другим и теперь до боли в сердце поняла это.

Растрепанная голова Гранвилла дернулась и снова обмякла. Равена подошла, отвела липкие от крови волосы и заглянула Гранвиллу в лицо. Кто-то крепко ударил его, своротив челюсть на сторону, правый глаз заплыл от кровоподтека, но, когда Равена приблизилась, тусклый взгляд прояснился, и окровавленные губы дрогнули в улыбке.

– Здравствуй, Ньют, – промолвила Равена, чувствуя, как все отступает, словно работники сцены быстро убирают декорации. Вот отодвинулись люди, дышащие ненавистью и гневом, вот поблекла и выцвела ее память и остались лишь она и Гранвилл. – Как ты?

Гранвилл хрипло рассмеялся.

– Хуже… – На его губах проступила кровь, потекла тонкой струйкой. – Хуже… чем могло быть.

– Я понимаю, – кивнула Равена, подумав, что она действительно попросила бы Авриля сохранить Гранвиллу жизнь, если бы он отпустил Свена Свенссона. Видят Двое, она попросила бы. – Я понимаю, Ньют. Жаль, что ты обманул меня.

Что-то ткнулось в правую ладонь – тяжелое, шершавое, освобождающее. Равена нагнулась к Гранвиллу и поцеловала его в губы. Солоноватая горечь его крови обожгла душу до дна; рука с ножом дрогнула и быстрым движением ушла вперед.

Раньше Равена думала, что убить человека трудно. Оказалось, не труднее, чем разрезать арбуз.

Сначала плотно – а потом в мякоть по самую рукоятку.

– Взгляните, ваше величество…

Коронация еще не состоялась, так что Эдвард пока не мог называть себя королем. Сейчас, глядя на карту, он даже не мог сказать, что все это формальности.

Клер стояла за его спиной тихо, словно мышка. Она скользнула за Эдвардом в зал, понимая, что здесь ей совсем не место и ее выставят сразу же, как только она напомнит о себе. Но Клер не могла оставить Эдварда в такую минуту. Это было бы хуже, чем предательство.

Маги, которые создавали карту, действительно знали свое дело: Дарангварский материк лежал перед Эдвардом словно живое существо, которое дышало и думало. Вот зелень с пятнами золота – Вышеград, даже слышен тревожный звон нарциссов. Вот бронза, от которой веет сухим ветром, – оркувендские пустоши. Вот Север, наливающийся густой синевой с проблесками огня. Вот потемнела изогнутая капля Хвоста. Клер видела, как над ней поднялась алая россыпь и с неспешной величавостью двинулась в сторону Ливендона.