Стратегии гениальных мужчин - Валентин Бадрак

Говоря о роли образования в жизни Сороса, стоит отметить характерную для сильных, независимых личностей черту: он не был ни отличником, ни явно преуспевающим учеником. Хотя выученные три иностранных языка – английский, немецкий и французский – позже заметно помогли ему в продвижении к успеху. Будущий финансовый магнат гораздо больше значения придавал тому, что ему говорили мать и отец, а семейная атмосфера была далеко не в пользу коллективного воспитания и обучения. То, что полезно обывателю, осваивающему основы цивилизации и образования, мало подходит личности, ориентированной на свободу выбора и собственный поиск. Сорос не считал для себя возможным следовать стадному чувству и покоряться духу кем-то управляемой людской массы. Несомненно, это были последствия воспитания, поэтому посредственные успехи в школе своенравному юноше были обеспечены. В то же время он проявил замечательное рвение к самостоятельному познанию, первоначально основанному на привитом матерью интересе к живописи и переданной отцом деловитой инициативности.

Джордж замечал, что финансовые дела у его отца далеко не однозначно успешные, но его поражала способность родителя придумывать различные, порой нестандартные решения выхода из сложных ситуаций. По-детски переживая за отца, он долгими часами размышлял над этими сложными жизненными комбинациями родителя, и они оставили глубокий след где-то в подсознании. А ранняя самостоятельность нашла неожиданное выражение в одном любопытном факте: в подростковом возрасте Джордж сам в течение двух летних сезонов выпускал газету, которую умудрялся вполне успешно сбывать отдыхающим. Этот случай весьма показателен, поскольку свидетельствует не столько о самостоятельности, сколько об оригинальном мышлении, ориентированном на оперативность реализации ошеломляющих новизной шагов. Именно отец научил Джорджа просчитывать ситуации на несколько шагов вперед, всегда поощряя предпринимательские начинания сына. К примеру, Сорос-старший распродал свое имущество задолго до начала оккупации, что обеспечило наличие средств во время облав нацистов на венгерских евреев. А несколько позже он купил сыну фальшивое удостоверение личности, которое помогло подростку сохранить жизнь во время войны. Наконец, именно умение проанализировать и воссоздать версии развития событий и предопределили отъезд Сороса из Венгрии на Запад.

Джордж сумел форсировать свое движение к некой намеченной цели. Заметно повзрослев за относительно короткий период войны и став уже к своим семнадцати совершенным прагматиком, он всерьез опасался «закрытого» общества, создаваемого Советским Союзом. Он начал лихорадочно искать возможность для самореализации, не видя своего будущего в стране с ограниченной свободой. Сорос осознанно и без особой внутренней тревоги сменил понятный Будапешт на заманчивый, но незнакомый Лондон. Он отдавал себе отчет в том, что впереди могут быть немалые лишения, но вера в собственный талант подтолкнула Джорджа навстречу неизвестному. В этом возрасте он воспринимал жизнь как приключение и борьбу, определяющие движение вперед; прозябание дома было равносильно смерти для ищущей успеха дерзкой личности.

Потом наступили тяжелые испытания нищетой и одиночеством. Но голодная и полная всяческих лишений жизнь, которую Сорос вел в Лондоне, не сломила молодого человека. Напротив, заставила быстрее и смелее искать выход. Сорос твердо знал, что должен получить самое хорошее образование и вместе с ним – основательные знания. Это должно было стать базисом будущего успеха. В этот период два фактора были определяющими для дальнейшей судьбы будущего финансиста: его четкое представление о том, чего он хочет в данный момент времени, и его изумительная стойкость и жизнеспособность, основанная на ранней самостоятельности. Едва сводя концы с концами, он все же умудрился поступить в Лондонскую школу экономики. Проявляя завидную стойкость характера, Сорос продвигался путем постановки перед собой целей-вех. Каждый последующий шаг был невероятно тяжел, но помня отцовское искусство выживания, Сорос действовал на редкость последовательно. Это были комбинации, успех каждой из которых обеспечивал лишь маленькую победу. Но в отличие от разрозненных отцовских трюков, направленных на выживание, они были связаны между собой в единую и рациональную логическую цепь, ведущую к решению сверхзадачи.

Если бы это было не так, то вряд ли он бы так усердно посещал лекции известных экономистов и философов, которые и посеяли в голове будущего инвестора зачатки могучей идеи. Пока то были лишь ростки, положившие начало его собственной философии – философии победы в мире всеобщего непрогнозируемого хаоса. Как признавал впоследствии сам Сорос, формальное экономическое образование мало что дало ему в вопросе заработка денег, раздумывания же над устройством мира и полуголодное состояние, напротив, подталкивали к стремительным и решительным действиям – заработать денег, получить независимость и вернуться затем к философии – таков был несложный расчет. Уже в те времена, относясь равнодушно к своему еврейскому происхождению, Джордж Сорос, тем не менее, проявлял чисто национальную хватку авантюриста в борьбе сначала за жизнь и образование, а немного позже – и за построение уникального имиджа финансового дельца.

Для начала он связался с Еврейским попечительным советом и, прибегнув к ловкому трюку, вынудил организацию платить ему пособие, которое использовал для получения образования. С самого начала молодой человек понял, что независимо от того, даст ли ему что-нибудь образование в плане действительных знаний, он должен приукрасить им свою упаковку как привлекательного продукта на рынке труда. В то же время он нуждался и в настоящих знаниях, поэтому не жалел огромных, поистине колоссальных усилий для получения параллельно и того и другого. Как и у большинства целеустремленных людей, молодые годы Сороса в Лондоне протекали преимущественно без искрометных развлечений и веселого отдыха. Все было подчинено одной цели – выкарабкаться из ямы нищеты, заработать достаточно денег для возможности независимого выбора. В этот период он без стеснения и жалости к себе то подрабатывал носильщиком на вокзале или дежурным в бассейне, то нанимался на еще какую-нибудь временную работу, лишь бы она давала возможность существовать физически и расти духовно.

В детском и юношеском окружении Джорджа Сороса, пожалуй, не было ничего необычного. С другой стороны, довольно поздний возраст первых серьезных жизненных побед и приход к собственной идее (о Соросе всерьез заговорили, когда ему было далеко за сорок), может быть, объясняется его серым, блеклым окружением и отсутствием ярких личностей среди его учителей в раннем периоде развития личности. Можно полагать, что наиболее яркие черты его характера были сформированы именно в семье, а позже развивались им самостоятельно под воздействием проработанной литературы. Некоторые откровения Сороса относительно его университетского периода свидетельствуют о довольно четкой ориентации на самообразование и поиски адекватной цели для реализации себя как весьма претенциозной личности. Несмотря на посредственные результаты общей успеваемости, Сорос к двадцати двум-двадцати трем годам вплотную приблизился к вопросам, которые позже легли в основу его идеи. Любопытно, но его пытливость направлялась преимущественно не на освоение конкретных дисциплин, а на расширение общего кругозора и осознания глубинных процессов управления обществом. По всей видимости, если бы он сосредоточился на изучении узких экономических истин, то из него вышел бы просто хороший финансовый менеджер. Не богатый обыватель, всю жизнь зарабатывающий деньги, а человек, думающий о коренных изменениях в современном обществе. «Я пришел к выводу, что практически все наши воззрения серьезно искажены или испорчены, и поэтому сосредоточил внимание на роли этих искажений в изменении хода событий». Это замечательное признание Сороса указывает на его самоактуализацию и попытки самостоятельно проанализировать природу функционирования и взаимодействия больших групп людей, которые вписываются в обычное довольно размытое обозначение – общество. Но не только. Еще одним, более важным штрихом в портрете молодого искателя истин стало сформированное им самим осознание того, что его синтез должен получить материализованное символическое обозначение. Именно поэтому он приступил к написанию книги, выразив таким образом стремление добиться публичного успеха и признания. Уже в тяжелый период становления его мысли были далеко за пределами проблем выживания и приобретения материальных ценностей.