Девочка с медвежьим сердцем - Фрэнсис Хардинг

– Сегодня я покидаю Оксфорд, – решила она наконец. – Пег уже уехала. Я направляюсь на север, в Банбери. Там живет любимый наставник Саймонда Фелмотта. Он должен иметь о нем какие-то сведения.

Кроме того, говорят, к городу движутся силы парламента. Если они начнут обстреливать стены мортирами, я окажусь здесь как в ловушке. Я подумывала взять вас с собой.

– Мне тоже нужно уезжать, – поспешно ответила Мейкпис.

Хелен покачала головой:

– Я не могу взять вас в таком состоянии. Это достаточно опасно, даже будь мы обе здоровы. Я не могу нести вас, Джудит. И это смертельно опасно для вашего здоровья.

– Послушай меня, – вмешался доктор, – она права. Ты не можешь ехать сейчас. У тебя тиф.

– Нет, – выдохнула Мейкпис. – Я не могу заболеть сейчас. И не заболею!

– Ничего не попишешь!

Жуткий страх охватил Мейкпис. Ее сознание и раньше подвергалось атакам, но сейчас напали на ее тело. Изнутри. Она вспомнила смертное ложе Бенджамена Квика и душу, струйкой дыма выходившую из его рта.

– Простите, – вздохнула Хелен с искренним сожалением. – Я отдам вам остаток снадобья и половину тех денег, что у меня есть. Но не могу остаться ради вас. На первом месте для меня – приказы его величества.

– Не паникуй, – успокоил доктор, – я здесь и знаю болезнь. Ты моложе и сильнее меня. Мы вытащим тебя из этого.

– Никто не должен знать, что вы больны, – приказала Хелен и Мейкпис, и себе. – За городом, в Порт-Мидоу, строят бараки для больных. Если узнают о вашей лихорадке, то потащат туда, и тогда я не дам трех медяков за вашу жизнь. Я заплачу хозяину, чтобы придержал язык и продолжал вас кормить. Бьюсь об заклад, он и больше сделает за горсть настоящих монет. – Хелен подхватила свои вещи и накинула на голову капюшон. – Храни вас Бог, – сказала она на прощание.

Первым порывом Мейкпис было излить горечь. Но Хелен отдала ей все, что могла, и к тому же ничем не была обязана «Джудит».

Взгляд Мейкпис упал на маленькие мушки, скрывавшие оспины на лице Хелен. Она вынесла смертельную схватку с оспой, а потом и дуэль со смертью. Трудно винить Хелен за то, что она бежит из зараженной комнаты и зараженного города.

– И вас тоже, – ответила девушка. Ее веки опустились, как ей показалось, на мгновение, но, когда она подняла их снова, Хелен уже не было.

«Я не умру» – это все, о чем могла думать Мейкпис. Эта мысль непрерывно вертелась в голове. «Я не умру. Не сейчас. Я не использовала свои возможности. Не была всем, кем могу быть, не сделала всего, что могу сделать. Не сейчас. Не сейчас».

В какой-то момент она осознала, что в голове звучит голос доктора, тихий, спокойный, настойчивый, словно он говорил с малым ребенком.

– В дверь постучали, дитя мое. Возможно, оставили еду. Ты должна встать и идти к двери. Мы нуждаемся в пище, не так ли?

И она поднялась, шатаясь как пьяная, и поковыляла к двери. Голова раскалывалась.

За дверью оказалась миска с супом. Мейкпис попыталась нагнуться, но ноги не держали, поэтому она неловко села на пол, после чего с огромным усилием потащила миску в комнату и даже сумела закрыть дверь.

Еда оказалась непосильной задачей. Голова была такой тяжелой, что пришлось прислонить ее к стене. К тому же она постоянно засыпала.

– Еще ложку! – настаивал доктор. – Давай же. Еще одну! Вот… позволь, я воспользуюсь твоей рукой.

Мейкпис разрешила ему завладеть ее правой рукой и поднести ложку ко рту. Потом еще одну. Еще. Она ощущала себя совсем маленьким ребенком, и от этого почему-то хотелось плакать.

– Так-то лучше, – сказал доктор. – А теперь нужно принять лекарство.

Следуя его наставлениям, Мейкпис подползла к медицинской сумке и вынула маленький пузырек зеленого стекла.

– Отхлебни немного. Позже повторишь.

От лекарства слиплись губы и комната завертелась перед глазами. Медведю не понравился запах.

– Я не могу оставаться здесь, – прошептала Мейкпис, чувствуя частое биение крови в ушах и висках.

– Выхода все равно нет, – возразил доктор. – Это твое единственное лекарство. Ты должна спать или умрешь.

Умирать Мейкпис не хотела.

Отныне время для нее не существовало. В дверь снова постучали, но она не поняла зачем. Ведь суп уже съеден. Но доктор объяснил, что это новый суп. Нужно открыть дверь и съесть новый суп.

Почему они принесли его? Доктор сказал, что сейчас время ужина.

Она съела новый суп. Немного позже пришлось снова встать, чтобы воспользоваться ночным горшком. Пересечь комнату было так же сложно, как тащить гору.

Щека прижималась к щелям на полу. Почему она решила спать здесь?

Тук-тук. Новый суп.

Доктор уже почти научился действовать ее рукой и подносить к ее рту ложку. Но даже в таком состоянии она знала, кто и почему шевелит ее рукой. Странно и неестественно наблюдать, как ее конечность двигается таким образом.

– Почему у вас голова не кружится, доктор? – прохрипела она.

– Кружится. Но не сильно. Ты связана со своим телом крепче, чем я, следовательно, и болезни на тебя действуют более мощно. Твоя сила – твоя слабость. Моя слабость – моя сила.

Доктор говорил о медицине. Снова. Время принять лекарство.

Тащить… Тащить… Подтащить себя к его мешку. Отхлебнуть из бутылочки.

Она бредила. Или это были горячечные галлюцинации? Мейкпис могла поклясться, что в комнате были люди и о чем-то тихо разговаривали. Но, когда ей удавалось приоткрыть усталые глаза и оглядеть комнату, всякий раз оказывалось, что она одна.

Секунды тянулись бесконечно. Часы пролетали в один миг. Небо за окном оставалось серым. Потом изнывало от солнечного сияния. Потом принимало цвет фиолетовых синяков, и свет медленно меркнул. И наконец, превращалось в глубокий колодец благословенной тьмы.

И все начиналось сначала.

Это беспокоило Мейкпис, хотя она не понимала почему. Необходимо было что-то вспомнить, необходимо было где-то оказаться… но все терялось в заволокшем мозг лихорадочном тумане.

Шепот, шепот, шепот… Опять началось. Воображаемые голоса вели беседу в голове Мейкпис. Только на этот раз они не были воображаемыми.

Мейкпис приоткрыла глаза. Дверь была слегка приотворена, и в щель виднелись лица хозяина и худой женщины, наверное его жены.

– Мы не можем вечно прятать ее и кормить! – шептала женщина, глядя на Мейкпис со смесью жалости и раздражения.

– Та рыжеволосая леди заплатила нам настоящие деньги, которых мы до этого не видели уже месяц! И просила нас никому не говорить о молодой леди, пока она не оправится! – Хозяин говорил достаточно твердо, но при этом нерешительно хмурился.

– Но что, если тот парень, который спрашивал о леди, действительно ее друг, как он утверждает? Пусть заберет ее. Если кто-то пронюхает, что мы не донесли о случае тифа…