Кодекс экстремала - Андрей Дышев

– Похоже, дружище, что ты забыл дорогу.

Водитель наверняка бы ответил, если бы в этот момент не включился зуммер портативной радиостанции, лежащей на приборном щитке. Он поднес аппарат к губам:

– Слушаю!

– Ну как там? – задребезжала радиостанция женским голосом.

– Едем… Порядок.

Женщина – а это наверняка была сама Милосердова, с которой я разговаривал по телефону, – понимала, что ее разговор с водителем мы с Лешей прекрасно слышим, и добавила уже специально для нас:

– Тогда передай братишке мой воздушный поцелуй.

– Ага, – ответил водила сквозь зубы. – Сейчас. – И положил радиостанцию на щиток.

– А как же поцелуй? – напомнил я, касаясь тугого плеча водителя.

Он едва успел увернуться от встречного «КамАЗа» и так сильно скрипнул зубами, что, должно быть, рот его наполнился костной крошкой. У меня невыносимо чесались руки. Я уже вполне осознавал наше с Лешей обреченное состояние, а когда терять уже нечего, можно смело срываться с цепи – хуже не будет.

Леша, по-моему, чувствовал себя скверно. Он глубоко увяз в мягком сиденье и с напряженным лицом смотрел на свои руки, сцепленные в замок. Ему больше не о чем было думать, как о своей участи и своей роковой ошибке, когда он имел несчастье познакомиться со мной и отдал свой отпуск в жертву моим авантюрам.

Некоторую часть пути мы ехали молча. Водитель напоминал мне атомную бомбу, снятую со всех предохранителей и готовую к подрыву, и я посчитал разумным пока не прикасаться к нему. Дорога серпантином уходила вверх, и на каждом крутом вираже машина пронзительно визжала колесами. Под нами сверкала лазурная гладь моря. Кипарисы, взмывая вверх из можжевелового ковра, подпирали небо. Пейзаж вокруг нас был изумительным и действовал умиротворяюще.

– Послушай, дружище, – снова обратился я к водителю, но уже с гуманной интонацией в голосе. – А почему поляну назвали Барсучьей? Там, должно быть, повсюду барсуки пасутся?

Водитель, разумеется, продолжал молчать, как восковая фигура. Леша тоже упорно не желал поддерживать беседу. Я заскучал. В стремительном развитии событий образовался провал, и я завис в нем.

Стало сумрачно – мы въехали в лесную зону. Я обратил внимание, что навстречу нам не проехало ни одной машины. С правой стороны дороги мелькнул указательный знак: «Барсучья поляна – 7 км».

Внезапно водитель свернул с шоссе на грунтовую дорогу. Под колесами захрустел гравий. Переваливаясь с боку на бок, «БМВ» на низкой скорости преодолевал глубокие промоины.

– Во время дождей здесь, наверное, не проедешь, – заметил я.

Я сам себе напоминал говорящую куклу. Что тут еще надо выяснять? Милосердова не такая глупая, чтобы принять нас в том же доме, куда я звонил ей из Алушты. «Ум – отличительная черта сильных мира сего, – сказал я себе. – А этим качеством, увы, я не обладаю в той мере, в какой бы мне этого хотелось. И за это буду бит… Вот только Лешку жалко. За что страдает парень? Всю жизнь посвятил тому, чтобы уменьшить страдания людей, а сам получит по балде, считай, ни за что».

Еще можно было остановить развитие событий, схватить водилу за горло, затолкать его в багажник, вернуться вниз и там заставить его рассказать все о Милосердовой. Даже если при нем была пушка, он вряд ли сумел бы ею эффективно воспользоваться. Сейчас он был занят сложной дорогой и не слишком контролировал нас с Лешей. Но в таком случае я бы испортил интереснейшую игру и скорее всего упустил бы Эльвиру. Водила уже доложил ей, что мы едем, и наше исчезновение непременно спугнуло бы ее.

Я тяжко вздохнул, признавая, что надеяться теперь осталось на чудо да наши с Лешей кулаки. Даже от Кныша теперь вряд ли стоило ждать помощи – на Барсучьей поляне он нас не найдет, а когда найдет в глубине этого горного леса, уже может быть поздно.

Подозреваю, что подобные мысли начиняли сейчас мозги моего славного анестезиолога. Я невольно положил свою руку на его ладонь и легко сжал. Леша вымученно улыбнулся.

Мы еще раз свернули и выехали на какую-то допотопную дорогу, возможно, вымощенную булыжником, но засыпанную сверху толстым слоем опавших листьев. Я даже не заметил, как машина подъехала к мощной, покрытой мхом стене, сложенной из крупных камней. Такую стену в десяти шагах от себя не увидишь. Откуда здесь этот древний крепостной бастион?

Водитель посигналил. Между могучими буками, которые как будто опирались о стену, дрогнули глухие железные ворота, беззвучно распахнулись створки. Мы въехали на территорию бастиона, которая мало чем отличалась от леса, окружавшего его. Те же высокорослые деревья, полумрак, создаваемый исполинскими кронами, пружинистый ковер из опавших листьев под колесами.

Водитель остановил машину и, не приглашая следовать за собой, вышел наружу.

– А мы чего сидим? – спросил я, глядя, как он вразвалочку идет вперед, к едва заметному среди деревьев деревянному двухэтажному дому с широкой верандой и мансардой. – Пошли, расцелуемся с сестричкой.

– Тут нас и прикончат, – вслух подумал Леша.

Я чувствовал, как во мне растет напряжение, как стало учащенно биться сердце и его удары отзываются в висках. Сейчас мы встретимся с Эльвирой Милосердовой, над могильной плитой которой все еще рыдают несчастные дураки. Сейчас я поцелую женщину, которая по своей воле похоронила свое имя и, как в фильме ужасов, переселилась в душу безвинной девчонки, убитой по сценарию на Диком острове. Сейчас я начну играть сложнейшую роль из тех, которые мне когда-либо выпадали.

Легкий ветерок прошелся по верхушкам деревьев. Запахло прелыми листьями и влажным мхом. Где-то далеко заголосила кукушка, и я невольно поднес руку с часами к глазам. Как ни странно, было ровно три часа.

Леша толкнул меня в бок и показал глазами вперед. Перед верандой, на площадке, обозначенной угловатой кладкой из красного кирпича, стоял бело-голубой джип «Мицубиси». Прислонившись к нему спиной, скрестив на груди руки и кокетливо поставив каблук на широкое колесо, стояла молодая женщина, одетая в плотно облегающие кожаные джинсы, напоминающие брюки для верховой езды, и в просторную белую рубашку, слишком смело расстегнутую на груди. Ее темные волосы были аккуратно зачесаны назад и свернуты тугим клубком на затылке. На бледном, лишенном какой бы то ни было косметики лице огнем полыхали ярко-красные губы.

Я узнал ее. Это была та самая женщина, которую я видел у почтовых ящиков в подъезде, где убили Лепетиху.

– Наконец-то! – воскликнула Эльвира, глядя то на меня, то на Лешу, и не очень решительно остановила взгляд на мне. – Объявился мой голубчик, родственничек!

Она раскинула руки в стороны, принимая меня в свои объятия. Мы довольно тепло потискали друг друга.

– Ну, – сказала она, чуть отстранясь, – дай же тебя рассмотреть как следует.

Она здорово играла и тем самым помогала мне. Я стал забывать, что передо мной хитрая преступница, и уже почти воспринимал Эльвиру в самом деле как свою дальнюю родственницу.