Ультрамышление. Психология сверхнагрузок - Трэвис Мэйси

Чем выше мы, тем мы сильнее.

Это была отличная новая мантра, и она помогала мне на всех подъемах второй половины гонки. Вся моя семья приехала на гонку, и полученные от них в точке разворота запасы еды и напитков тоже делали свое дело.

История о «чем выше, тем сильнее» стала моим средством борьбы со страхами гонки, и оптимистичное отношение позволило мне повысить результативность. Они приводили друг друга в действие. (Для меня эта связь между результативностью и отношением к происходящему работает и в жизни: чем лучше я себя чувствую, тем лучше я работаю. А вы?)

Последний спуск к финишу гонки Silver Rush 50 был мощным и скоростным, и мне казалось, что я здорово кручу педали, пока мимо меня не пролетел соперник так стремительно, будто я ехал на велосипеде Уайатта с приставными колесиками. Пустившись в бешеную погоню, я слишком разогнался и вылетел за поворот, после чего примерно минуту ехал вне трассы, пока не развернулся. Страх вернулся, и я мчался к финишу, не уверенный, на каком месте окажусь среди тех, кто участвует в серии Leadman.

Я оказался девятым в гонке и первым среди участников Leadman, и мое время 4:07 позволило мне выйти на первое место в общем зачете серии. К этому моменту мы одолели уже 76 гоночных миль, но впереди оставалось еще 206. Через четыре недели должна была стартовать велогонка Leadville 100 Mountain Bike Race.

У меня выдался не лучший день на велогонке Silver Rush 50, но я не удержался от улыбки, когда увидел после финиша, как Уайатт катается на квадроцикле – с кем бы вы думали? – с самим Кеном Клоубером, основателем сверхмарафона Leadville 100! Клоубер всегда говорил о семейной атмосфере этих гонок, и даже после того, как гонки начали проводиться совместно с компанией Lifetime Fitness, дух семейственности не пропал. Фото: Трэвис Мэйси

Я думал, что у меня будет месяц на то, чтобы подготовиться физически и морально к финальному этапу Leadman. Но жизнь внесла свои коррективы, и мне пришлось практиковать методы борьбы со страхом и принимать решение, сдаться или нет, в совершенно другой области.

Еще в начале того года я подал заявку и был принят на учебу по магистерской программе Университета Колорадо в Боулдере для получения диплома директора школы. В тех школах, где я преподавал, я был хорошим лидером, и всем вокруг – моим коллегам, друзьям, родителям и жене – казалось, что мне нужно стремиться к должности директора моей альма-матер, Эвергринской средней школы. Все пророчили мне гарантированный успех на этом поприще: я отлично справлюсь, стану общественным деятелем, буду оказывать правильное влияние на жизнь моих учеников, замечательно ладить с родителями и (это уже добавление лично от меня) зарабатывать значительно больше, чем в должности учителя.

Только один человек сомневался в исходе эпопеи по превращению мистера Мэйси в директора школы, и этого человека звали Трэвис Мэйси. Был ли я твердо уверен, что эта работа будет приносить мне настоящее удовлетворение? Нет. Считал ли я, если честно, что обязанности директора школы позволят мне уделять столько же времени тренировкам и общению с семьей? Нет. Думал ли я, что эта работа будет нравиться мне больше, чем преподавание? Нет.

Почему же тогда я вообще стал думать об этом?

Из страха, вот почему.

Почти все десять лет моего учительства мои доходы – или скорее их отсутствие – порождали во мне страх. Я боялся за ближайшее будущее – нужно было выплачивать ипотеку и платить за детский сад, а прожиточный минимум в нашем городке сильно вырос в последнее время; я не был уверен в отдаленном будущем – потяну ли я два высших образования для детей и пенсионные программы для двух взрослых. Это и заставило меня пойти учиться. Страх. Именно с ним я боролся за несколько недель до стомильной велогонки. Мне очень помогали разговоры с Эми и родителями, но я знал, что решать этот вопрос мне придется только самому.

Примерно за неделю до стомильной велогонки я уехал после ужина на гору Эванс, она примерно в часе езды на запад от моего дома. Мне очень нужно было по примеру Эдварда Эбби побыть одному, чтобы наедине с природой поразмышлять над серьезным вопросом, который поставила передо мной жизнь. В долине, внизу на востоке, я видел огни Эвергрина, где уже спали моя жена и дети… а где-то на западе, среди темных и пустых гор, лежал Ледвилл. И я стоял между этими двумя важными точками, на распутье жизненных дорог. Я приехал туда с ночевкой, чтобы оторваться от всего и остаться наедине со своими историями, мириадами ярких звезд и самым главным вопросом:

Нужно ли мне бросить учебу на диплом директора и пойти другим путем?

И если я продолжу учиться по программе, будет ли причиной тому мое искреннее желание идти по этому пути – или меня толкнет на это страх?

Я думал о том, чего я хочу от жизни. Думал о жене и детях и о том, как дать им наилучшую поддержку. Думал об отце и о том, чему он учил меня. А больше всего думал о маме и о том, что даже в самых тяжелых условиях она отказалась подчинить свою жизнь страху.

Мы с папой и вполовину не такие стойкие, как мама, которая ни разу в своей жизни не бегала сверхмарафонов. Когда они с отцом поженились в 1977 году, анализы показали, что у нее серьезное заболевание печени. Через пять лет родители, зная, что беременность может быть для нее опасна, решили быть оптимистами, и мама замечательно меня выносила и родила. Несколько лет спустя, когда мне было семь, маме стало совсем плохо, и врачи сказали, что потребуется трансплантация печени, чтобы спасти ее жизнь. Теперь я понимаю, что это был вопрос жизни и смерти, и это стало огромным стрессом для моих родителей, которым во всех решениях нужно было учитывать нас – меня и мою сестру Кэтлин (ее удочерили, когда мне исполнилось два).

Но когда мы навещали маму в больнице после трансплантации, она хотела говорить с нами только о наших делах в школе и о том, готовил ли нам дядя Брайан, который жил с нами, пока мама была в больнице, свои знаменитые рыбные палочки и картошку фри (он готовил), понравилось ли нам, как он нас постриг, когда устроил на крыльце «парикмахерский салон» (нам понравилось), и знаем ли мы, как сильно нас любят дядя Брайан, тетя Джен и дядя Эрик – другие ее братья и сестра тоже помогали нам (мы знали). Мы катали ее на коляске вниз и вверх по больничным коридорам, и она, зная, что может уйти и не увидеть, как мы станем подростками, улыбалась и смеялась – успокаивала нас, будто ей и дела до болезни не было, а значит, и нам нечего волноваться.

Десять лет спустя, удочерив еще одного ребенка, мою сестру Дону, и будучи теперь уже приемной матерью для двух детей, мама узнала, что у нее гепатит С, полученный при переливании крови во время трансплантации. С 2000-го по 2002-й (мой выпускной год в школе и первый курс в университете) она боролась с болезнью при помощи своей несгибаемой воли и радикального курса лечения. Лекарствам в конце концов удалось снять обострение, но они, вкупе с самой болезнью и принимаемыми ею иммунодепрессантами, посадили ей почки. В 2002 году маме пересадили почку – донором стал дядя Брайан, повар, парикмахер и, кстати, ультрамарафонец и велосипедист.