Вечность - Алисон Ноэль

По крайней мере, если смотреть с точки зрения расчетливой,бессердечной садистки.

Итак, благодаря стараниям Стейши, Хонор и директора Баклимне завтра не нужно идти в школу. И послезавтра. И после-послезавтра. А значит,весь дом в моем распоряжении, целый день, с утра до вечера, и можно напиватьсяв свое удовольствие, пока Сабина пропадает на работе.

Потому что я нашла наконец способ обрести покой и никому непозволю встать у меня на дороге.

— И давно это продолжается? — спрашивает Сабина,явно не зная, как ко мне подступиться. — Что же мне теперь, прятать оттебя спиртное? Запереть тебя? Эвер, я к тебе обращаюсь! В чем все-таки дело?Что с тобой происходит? Хочешь, я договорюсь, чтобы с тобой побеседовалспециалист? Я знаю прекрасного психотерапевта, он работает с людьми,пережившими утрату…

Я чувствую на себе ее взгляд, полный искреннегобеспокойства, и все равно вместо ответа закрываю глаза и притворяюсь, будтосплю. Я не могу ничего объяснить, не могу ей открыть неприглядную правду обаурах, видениях, призраках и бессмертных бойфрендах. Хоть Сабина и пригласилана праздник гадалку-экстрасенса, она сделала это в шутку, для развлечения.Сабина — человек левого полушария, рациональный, организованный, у нее всеразложено по полочкам, она следует черно-белой логике и не признает полутонов.И если бы у меня хватило глупости доверить ей тайны моей жизни, она бы тогда непросто устроила мне беседу «со специалистом». Она бы меня в психушку засадила —и надолго.

***

Сабина, как и обещала, перед уходом на работу спрятала всеспиртное. Ну, я дождалась, пока она уедет, спустилась в кладовку и вытащилабутылки с водкой, оставшиеся от Хэллоуина — Сабина их затолкала на дальнююполку и благополучно забыла. Переправив их к себе в комнату, я плюхаюсь накровать в полном восторге от чудесной перспективы: целых три недели не ходить вшколу! Двадцать один день роскошного безделья — словно миска сметаны передобожравшимся котом. На одну неделю меня отстранили от занятий в виде наказания,а потом очень кстати начинаются зимние каникулы. И я собираюсь насладитьсякаждой минуткой, проводя ленивые неспешные дни в навеянном водкой тумане.

Я откидываюсь на подушки и отвинчиваю крышечку с бутылки. Ненужно торопиться. Я буду смаковать каждый глоточек, чувствовать, как алкогольстекает в горло и растворяется в крови. Не надираться, не глушить, невыхлебывать залпом. Алкоголь должен поступать в организм небольшими порциями,медленно и непрерывно, пока в голове не прояснится и окружающий мир несделается ярче. Это будет совсем другой, счастливый мир. Без воспоминаний. Безпотерь.

Жизнь, в которой я не буду видеть ничего лишнего.

Утром двадцать первого декабря я спускаюсь по лестнице и,несмотря на головокружение, опухшие глаза и общее состояние похмелья, варювесьма недурной кофе и готовлю завтрак. Сабина должна уехать на работу вуверенности, что дома все в порядке — тогда я смогу запереться у себя в комнатеи вновь окунуться в алкогольный туман.

Я слышу, как отъезжает ее машина, и в ту же секунду высыпаюв унитаз хрустящие колечки из пяти видов полезных злаков. Поднимаюсь наверх,достаю из-под кровати бутылку и отвинчиваю крышечку, предвкушая, как по всемутелу разольется приятное тепло, стирая боль, унося прочь страхи и тревоги.

Только вот почему-то я все время оглядываюсь на календарь,который висит над письменным столом. Сегодняшняя дата упрямо лезет в глаза,вопит, размахивает руками и локтем тычет под ребра. Я встаю, подхожу ближе,вглядываюсь в пустую клеточку: никаких обязательств, никаких назначенныхвстреч, не день рождения чей-нибудь. Только надпись мелким шрифтом: «Зимнеесолнцестояние». Бог знает, почему издателям календаря эта дата показаласьважной — мне она ничего не говорит.

Я снова плюхаюсь на постель, откинув голову на грудуподушек, и делаю очередной продолжительный глоток из бутылки. Закрываю глаза,наслаждаясь тем, как внутри разливается восхитительное тепло, согревая тело иуспокаивая разум — Деймену это удавалось сделать только одним только взглядом.

Делаю еще глоток, и еще — слишком торопливо, слишкомбезоглядно, совсем не так, как планировалось. Но я хочу стереть некстатиожившее воспоминание и потому продолжаю надираться, глушить, выхлебьватьзалпом, пока образ Деймена не начинает, наконец, тускнеть и гаснуть. Вот теперьможно вздохнуть спокойно.

***

Когда я просыпаюсь, меня переполняет самое теплое, самоемирное ощущение в мире — ощущение всепоглощающей любви. Словно я купаюсь в лучезолотого света. Так хорошо, так уютно и безопасно… Я хочу остаться здесьнавсегда. Зажмурив глаза, стараюсь продлить этот миг, но вдруг какое-толегчайшее прикосновение щекочет мне нос, и я, снова открыв глаза, резко сажусьна постели.

Грудь сжимает, я никак не могу справиться с оглушительнымстуком сердца: на подушке лежит одинокое черное перо.

То самое черное перо, которое я воткнула в волосы наХэллоуин, когда надела костюм Марии-Антуанетты.

Которое Деймен взял на память!

Я знаю — он был здесь!

Гляжу на часы. Неужели я так долго спала? И тут я вижукартину, которую когда-то сунула в багажник. Сейчас она стоит возле дальнейстены, и мне хорошо ее видно. Я ожидала увидеть выполненную Дейменом копию«Женщины с желтыми волосами», но вместо нее на холсте бледная белокурая девушкабежит в тумане по длинному темному ущелью.

Точно такому, как в моем сне.

Хватаю куртку, сую ноги в первые попавшиеся шлепанцы и мчусьв комнату Сабины. Вытаскиваю из ящика стола ключи от машины, бегу вниз полестнице и дальше, в гараж — сама не представляя, куда я спешу и зачем. Знаютолько, что мне совершенно необходимо туда попасть, куда — пойму, когда увижуэто место.

Я еду на север по шоссе Пасифик-кост, по направлению к«Лагуне». Продираюсь через обычные здешние пробки, сворачиваю на Бродвей,кое-как объезжая пешеходов. А вырвавшись, наконец, из густонаселенной частигорода, жму на газ и дальше еду, руководствуясь инстинктом. Оставив далекопозади городской центр, подрезаю встречную машину и торможу на стоянке околозаповедника. Сунув в карман ключи и мобильник, бегу по тропе через лес.

Волнами накатывает туман, становится трудно видеть. Какая-точасть сознания подсказывает, что надо вернуться домой, что бегать здесь одной,в темноте — безумие, но я не могу остановиться. Ноги сами несут меня вперед, имне не остается ничего другого, кроме как следовать за ними.

Дрожа от холода, прячу руки в карманы и бегу, спотыкаясь,дальше. Не представляю, куда. Как добегу — узнаю.

Под ногу попадает камень, и я падаю, вскрикнув от боли.Раздается звонок мобильника, и я приглушаю свои вопли до жалобного скулежа.

— Да? — говорю я, кое-как поднимаясь на ноги идыша часто и неглубоко.