Отсутствие Анны - Яна Летт

Становилось все теплее, а стены замка обнимали ее все плотней и плотней. С каждым шагом двигаться становилось труднее. Она представила, как застынет тут, в стене, как насекомое в янтаре, и останется в замке навсегда, и дышать стало трудно от страха… Мари заработала локтями и коленями изо всех сил. Замок сжимал ее, обнимал крепко, как кожная перчатка – руку. Она не выдержала и открыла глаза – и оказалось, что толща замка такая же красная, как и снаружи, но прозрачная, и в ней плавают, с любопытством разглядывая Мари, длинные змеевидные рыбы. Поймав взгляд, одна из рыб толкнулась ей в руку, как кошка или щенок, выпрашивающий подачки из-за стола. Прикосновение оказалось скользким, противным, и Мари рванулась изо всех сил – и вышла из стены внутрь замка.

Тяжело дыша, она обернулась. Стена была сложена из красноватого камня, похожего на гранит. Холодного. Твердого.

Перед ней был большой тронный зал – она сразу поняла это, хотя здесь не было никакого трона. Мари чувствовала, что тронный зал был одновременно и лесом, но ни по каким внешним признакам узнать это было нельзя.

Все стены замка, кроме той, сквозь которую она прошла, были покрыты серыми пересекающими друг друга нитями. Мари задрала голову и не увидела потолка – он терялся где-то в вышине, укрытый от ее взгляда туманом, поэтому она не сразу заметила, как кто-то появляется сверху – сначала одна нога, затем другая, за ней третья…

– Приветствую тебя, путница, – сказал очень тонкий свистящий голос, похожий на детский. – Ты прошла долгий путь, чтобы получить ответы. Что ты желаешь знать?

Четвертая нога появилась вслед за третьей. Ноги были тонкими, изящными, покрытыми колючими с виду ворсинками, на кончике каждой из которых зрела крохотная алая капля.

– Что ты желаешь знать? – повторил голос, и его обладательница спустилась ниже. Теперь Мари видела, что ног куда больше, чем четыре. За ними последовало тело – паучье тело, неуклюжее и громоздкое по сравнению с этими грациозными ногами, похожее на мягкую игрушку. Увидев его целиком, Мари невольно вздрогнула и понадеялась, что паучиха этого не заметила. В самом центре ее лохматого тела она увидела женское лицо – темнокожее, с прекрасными светло-голубыми глазами и желтым камнем во лбу. Лицо было безмятежно, оно улыбалось отрешенно, казалось, глядя сквозь Мари.

– Кто вы? – спросила Мари, делая осторожный шаг назад и касаясь ладонью стены. Стена все еще была холодной и гранитной… Твердой. Не убежать.

– Я – Провидица, живущая в этом замке, – с готовностью отозвалась паучиха, спускаясь ниже. В ее голосе звучала радость, как будто она ждала, пока кто-нибудь спросит, долгие годы. Речь казалась отрепетированной, обкатанной на множестве слушателей, похожей на пол, вытертый множеством ног. – Я – тысячеглазый взор этого мира. Я – центр, в котором хранятся все знания, все истории, все тайны и секреты. Я – это я.

Желтый камень на ее лбу содрогнулся, и стены замка содрогнулись тоже и тихо прошептали:

– Я – это я.

– Я отвечу на любой вопрос, – продолжала паучиха, медленно спускаясь. Мари увидела, что за ее телом тянется серебристая нить толщиной с запястье.

– На любой вопрос, – подтвердил замок.

– Тому, кто этого достоин. Что ты хочешь найти? Подумай хорошенько, потому что другого шанса у тебя не будет. Взгляни на меня и вспомни.

– Вспомни.

– Вспомни.

– Вспомни!

Голубые глаза паучихи оказались совсем близко – на одном уровне с лицом Мари, и, хотя она пыталась отстраниться, ничего не вышло, наоборот, она сделала шаг вперед. Глаза как будто притягивали к себе, вдруг разом став огромными, заполнив собой, своей прозрачной голубизной весь мир вокруг…

– Мою дочь! – крикнула Марина так громко, что стены замка вздрогнули и умолкли. – Я ищу мою дочь!

Паучиха зашипела, отстранилась, и желтый камень у нее на лбу потускнел.

А потом Марина вдруг почувствовала прикосновение холодной стали к своему горлу.

– Как ты смеешь, путник? – зашипела паучиха, зловеще покачиваясь на своей нити, как кобра, готовящаяся к прыжку. – Как ты смеешь обнажать сталь в священном храме?

Марина скосила глаза и увидела у себя за спиной Эдгара – бледного, дрожащего.

– Эдгар. – Она попыталась сказать это громко, но из горла, прижатого ножом, вырвался только писк. – Вы?..

– Да. – Ему слова давались, кажется, еще труднее. – Марина… Вы должны… Понять…

Он перехватил нож, и лезвие порезало кожу – по ней как будто провели острой травинкой. Эдгар судорожно вздохнул.

– Если это и вправду загробный мир, я не могу вам навредить, так ведь? – Он судорожно вздохнул, и, скосив глаза еще сильнее, Марина увидела, что он улыбается, а по его лицу градом льется пот. – А если нет… Тогда, скорее всего, я даже не Эдгар Алан По…

– Эдгар, – на этот раз получилось еще тише, а лезвие глубже царапнуло кожу. – Пожалуйста…

Они шли через Мунковы болота, и она взглянула на огоньки через калейдоскоп, чтобы узнать нужное направление. Куда потом делся калейдоскоп? Она отдала его… Но кому и зачем? Воспоминания ускользали, и увитые пушистыми нитями стены замка крутились все быстрей и быстрей.

– Немедленно убери нож, путник. – Провидица, вращаясь на нити, выходящей из плюшевого брюшка, спустилась ниже. – Или будешь отвечать не передо мной.

– Я не могу выбирать между вами и ней. – Он говорил умоляюще, как будто ждал, что она разрешит ему убить себя. – Вирджинией. Даже если я – не он, я ведь… Я ведь помню жизнь с ней… Я нуждаюсь в ней. И я никогда не получу ее, если вы преуспеете.

Переправа через Серебрянку… Там она отдала калейдоскоп водным духам. Водные духи называли себя русалками, но были вовсе не похожи на них. Их волосы пахли красной икрой и маслом, их глаза светились, как кошачьи глаза в темноте, их кожа была такой прозрачной, что сквозь нее можно было видеть ток темной крови и пульсацию внутренних органов. А еще их зубы были острыми – очень острыми, как бритва, как хорошо заточенный нож, как край белого листа. Они требовали платы за переправу – и она отдала ее им. Там же она лишилась части елочных шариков? Или это было раньше, на болотах? И где она потеряла свой варган?

– Я ценю то, что вы сделали для меня. – Теперь голос Эдгара звучал ровно, спокойно, как будто, благодаря Марину, он уцепился за иллюзию нормальности, которой уже и не пахло в этом месте, под взглядом множества глаз.

– Наш путь вместе… И то, что вы сделали для меня… В Дальнем лесу.

Дальний лес. Темные громады деревьев – хвойных, потому что только из них состоял Дальний лес. Они прошли поля светлячков, чтобы попасть в него. Каждый светлячок был маленьким, хрупким, дрожащим сердцем. Ни она, ни Эдгар не знали, кому принадлежат эти сердца. Они не знали, причиняют ли кому-то вред, ненароком давя их ногами. Светлячки были повсюду – дрожащие, светящиеся, зеленые, живые. Не раздавить ни одного было невозможно. Они с Эдгаром шли очень осторожно, держась друг за друга, ставя ноги плавно, будто учась быть призраками… Но все равно давили светлячков – раз за разом, не зная последствий, не умея их избежать.