Кортес - Кристиан Дюверже

А как Кортес относился к этим рабовладельческим традициям? Он принимал их, как принимал общественное устройство того времени. Но почему? Только не из слепого конформизма и нежелания нарушать установившийся порядок. Он хотел обратить Мексику в христианство, и не мог же он своими руками лишить себя столь мощного фактора успеха, как освобождение из рабства через крещение. Без лишней огласки Кортес предложил миссионерам решение: рабство индейцев само исчезнет, как только они примут христианство. В сохранении рабовладения в действительности заключался тайный стимул к обращению в новую религию, так что дело здесь вовсе не в моральной склонности Кортеса к рабству, которое тот никогда не защищал, впрочем, как никогда и не преследовал.

Проблема энкомьенды носит совсем другой характер. Она связана прежде всего с экономической организацией Новой Испании. Не стоит подходить к этому вопросу с этических позиций, поскольку он лежит исключительно в сфере политики. Нельзя упускать из вида, что Кортес никогда и в мыслях не имел превратить Мексику в испанскую колонию. Он занял простую и понятную позицию: чтобы избежать вымирания населения Новой Испании по катастрофическому сценарию Эспаньолы и Кубы, надо было сохранить на местах все традиционные социальные структуры, не касаясь экономико-политической архитектуры системы. Конкистадор благодаря Марине достаточно быстро понял принципы функционирования экономической машины ацтеков, имеющей трехуровневую организацию: деревня, город и центральная власть. На каждом из этих уровней обеспечивалось направление индивидуального вклада на общее благо группы; сам вклад выражался в трудовом налоге, напоминающем средневековую барщину; это могли быть и сельскохозяйственные работы, строительство инфраструктур, охота и рыболовство, обработка сырья, производство ремесленных изделий, ткачество и пр. Другими словами, все жители Центральной Америки привыкли распределять плоды своего труда между личными и общественными нуждами. Поэтому Кортес ограничился тем, что занял место тлатоани, и повсюду заменил местных царьков своими соратниками по конкисте. Смещенные правители были приняты на содержание лично Кортесом, который разработал эффективную систему придворной службы.

Система энкомьенд, столь близкая всем испанским духовно-рыцарским орденам, теоретически могла вписаться в ацтекский мир, не вызвав ни малейших потрясений: вместо работы на науанского господина, индейцы точно так же трудились бы на заморского сеньора, вот и вся разница. Кортес убил бы одним выстрелом сразу двух зайцев: наградил бы соратников за участие в конкисте, превратив их в знатных сеньоров, и сохранил бы на месте население, не задев чувствительно его интересов. Система позволяла индейцам вести привычный образ жизни, а конкистадорам собирать доход. При этом Кортес не мог удержаться, чтобы не расширить свои собственные земельные наделы (репартимьентос) до старых границ владений прежних индейских правителей.

Кортес вел себя как настоящий король, что не могло не вызывать раздражения у испанской короны. Это так, но он пошел еще дальше. С апреля 1522 года губернатор Новой Испании присвоил себе право распределять все земли между испанскими владельцами по своему усмотрению. Причем далеко не каждый испанец мог получить надел, а только тот, кто участвовал в конкисте. Эрнан категорически отказывался давать землю не проживающим в Мексике испанцам и установил для колонистов планку в восемь лет пребывания в Новой Испании, что было больше срока, определенного когда-то Овандо в Санто-Доминго. Наконец, он законодательно ввел квоты обязательного производства ряда продуктов, таких как, например, виноград и пшеница, требовал сохранения традиционных культур – маиса, помидоров, стручкового перца или сладкого картофеля, при этом широко практиковал выращивание вывезенных из Испании сортов овощей и фруктов.[161] Если к этому добавить и заботу Кортеса о выведении местных пород скота и лошадей, то конечную цель конкистадора нетрудно разгадать: он стремился к полной экономической самодостаточности.[162] Экономическая независимость от Испании – да это же антимодель колониальной системы! Но все прекрасно понимают, что там, где установилась независимость экономическая, в скором времени надо ждать и независимости политической. Многие при дворе Карла V стали проявлять беспокойство.

Хотя на бумаге система энкомьенд выглядела вполне безобидной для индейцев, Кортес проявлял осторожность. Он помнил, как вели себя колонисты в Санто-Доминго и на Кубе, и не доверял своим людям. Как мудрый администратор, он ввел три «предохранителя», призванных защитить коренное население.

Эрнан был сторонником нормирования и государственного регулирования, поэтому его первой заботой стало ограничение продолжительности рабочего дня для «крепостных» индейцев, то есть для тех, кто должен был отрабатывать барщину помещику-энкомендеро.[163] Прежде всего он запретил труд женщин и детей до двенадцати лет, установил десятичасовой рабочий день. Запрещалось заставлять индейцев работать до восхода солнца; полагался один час перерыва на обед; все работы должны были прекращаться за час до захода солнца.[164] Воскресенье объявлялось выходным днем. Если учесть, что в тропиках световой день составляет в среднем двенадцать часов, то рабочая неделя крепостного-энкомендадо не должна была превышать шестидесяти часов. Для сравнения: рабочая неделя в шестьдесят часов соответствовала трудовому кодексу, действовавшему во Франции в 1900 году! Кортес также обязал энкомендерос кормить своих рабочих, установив дневной рацион в один фунт лепешек «с солью и сладким перцем». Однако вместо того, чтобы вернуться к логике оплачиваемого труда, принятого в Европе, но совершенно нежизнеспособного в Центральной Америке, Кортес разработал систему свободного времени, что позволяло каждому вести нормальную личную жизнь. По его указу период работы на энкомендеро не мог превышать двадцати дней, что соответствовало ацтекскому месяцу, а затем должен был наступить период полной свободы в тридцать дней.

Говоря современным языком, на двадцать рабочих дней приходилось тридцать дней отпуска. Год можно разбить на семь циклов в пятьдесят дней плюс пятнадцать рабочих дней. Из общей суммы рабочих дней надо вычесть двадцать два воскресенья, падающих на двадцатидневные периоды работы на энкомендеро. Итого за год получается сто тридцать три рабочих дня и двести тридцать два дня отпуска. Если рассматривать дни отработки как своего рода налог, то в процентном выражении сто тридцать три дня соответствуют совокупному налогу в 36,4 процента. Примечательно, что в 2000 году во Франции эта цифра в среднем достигала 46 процентов.

Очень удобно представлять Кортеса рабовладельцем и обличать крепостническую сущность энкомьенды, но что в таком случае прикажете думать о современных правительствах, отнимающих почти половину доходов граждан?