Отель сокровенных желаний - Антон Леонтьев

— Без малейшего акцента, — согласилась Антонина, — причем с шутками и прибаутками типичного русского мужичка. А по-немецки фон Зейдлиц, несмотря на мои скромные знания, тоже шпарит не просто совершенно свободно и без акцента, а как природный пруссак!

— Шпион! — выдохнул Роберт, и Антонина удовлетворенно кивнула.

— Но, мама, зачем ему тогда отрезать Зинаиде левую кисть и оставлять ее здесь? — спросил молодой человек, на что Антонина медленно произнесла, сузив глаза:

— Потому что он знает историю «Петрополиса», наш герр фон Зейдлиц, и хотел оставить напоследок кровавый подарок. Что же, думаю, я поняла, кто скрывается под личиной немецкого фотографа, изображавшего в том числе и ленинградского слесаря… И теперь мне надо срочно кое-что уточнить!

Когда во второй половине дня герр фон Зейдлиц, посвистывая, вошел в холл «Петрополиса» и направился к стойке администратора, за которой дежурил Роберт, из глубокого кресла, поставив на столик чашку с недопитым кофе и плавающей в ней глазированной сушкой, поднялся пожилой мужчина, тот самый профессор, наведывавшийся в «Петрополис» по старой привычке уже который год подряд.

Пока Роберт подавал немцу ключ и перебрасывался с ним любезностями, старик неслышно подошел к фотографу с тыла и громко по-русски произнес:

— У вас по воротнику ползет большой мохнатый паук. Вот-вот за шиворот свалится!

Герр фон Зейдлиц, резко дернувшись, инстинктивно схватился рукой за шею, а потом, делано расхохотавшись и злобно сверкая превратившимися в щелочки глазами, повернулся к старику и невесело произнес по-немецки:

— Вы большой шутник, старый господин! Очень большой шутник!

Схватив ключ с полированной поверхности, фотограф развернулся — и вдруг понял, что его взяли в кольцо несколько человек в форме. А холл, несмотря на то, что в это время в нем всегда царило оживление, был пуст.

— В чем дело? — повысил голос фон Зейдлиц и перешел на еле понятный, корявый русский: — Что есть такой? Почему тут люди в форма? Я немного понять, что сказаль старый господинь, но мой русский плех, ошшшень плех!

Из подсобного помещения вышла Антонина, которая произнесла по-русски:

— А я так не считаю, Павел Николаевич!

Немец напрягся и буквально выплюнул:

— Я есть Хорст фон Зейдлиц, подданный немецкого рейха… Вы явно ошиблись, сударыня!

— Думаю, нет, — сказала Антонина сухо. — Да, вы Хорст фон Зейдлиц, подданный немецкого рейха. Но вы родились и провели детство и юность в Петербурге! И под другим именем. Вы — князь Павел Николаевич Захарьин-Кошкин, внучатый племянник старого князя, чей дворец некогда стоял на месте «Петрополиса»! Еще во время Первой мировой вы якобы пропали без вести во время Брусиловского прорыва, а на самом деле угодили в плен и уже тогда перешли на сторону немцев! И теперь прибыли в Ленинград под видом безобидного фотографа, дабы заниматься диверсиями и шпионажем в пользу вашей державы!

Фотограф, он же князь, осклабился и заявил:

— Вы сошли с ума!

Тут подал голос пожилой профессор:

— Пашенька, свет мой, я же был тогда вашим домашним учителем! Вы, конечно, изменились, причем очень сильно, но я вас все равно узнал! Уже тогда вы проявляли склонность к обману и выказывали укорененную в вашем роду тягу к садизму и редкостный цинизм…

Фон Зейдлиц, смерив старика презрительным взглядом, вдруг преобразился и заговорил на чистейшем русском:

— А вот я вас, уважаемый, не узнал. Учителем вы были более чем посредственным, на ваших уроках меня всегда тянуло в сон.

Люди в форме придвинулись к нему, а князь спокойно произнес:

— Но это, как и мое имя, и титул, осталось в далеком прошлом. Теперь я Хорст фон Зейдлиц. Да, я осел в Германии и прибыл сюда инкогнито, чтобы… Чтобы снова вдохнуть русского воздуха и полюбоваться моим любимым Петербургом, теперь носящим имя вождя мировой революции. Ностальгия замучила. Понятное дело, под старым именем мне было бы ехать сюда крайне опасно. Князей у вас не жалуют…

— А еще у нас, в Советской стране, не жалуют шпионов и диверсантов! — отчеканил один из людей в форме. — Вам придется ответить по всей строгости закона…

Князь усмехнулся и, снова переменившись в лице, холодно бросил:

— Вы не в курсе, что ваш товарищ Сталин и наш фюрер — друзья неразлейвода? Что Германия и СССР заключили пакт? Что между нами царит вечный мир? Что вам наверняка дали приказание не трогать немцев, даже тех, которые… Которые, скажем так, приезжают в вашу Советскую страну под видом туристов и проявляют повышенный интерес к некоторым военным или техническим моментам… Вы хотите международный скандал! Товарищ Сталин будет недоволен!

Он усмехнулся, заметив, как оробел человек в форме, и продолжил:

— Требую присутствия немецкого посла. Потому как я — обладатель дипломатического паспорта и приписан к посольству рейха в Москве. Вы не имеете никакого права не то что задерживать, а морочить мне голову облыжными обвинениями! И то, что я диверсант и шпион, никак не доказуемо!

Антонина кашлянула и сказала:

— Думаю, все снимки военных и промышленных объектов, которые вы делали в Ленинграде и окрестностях, вы уже в самом деле переправили сотрудникам немецкого посольства. И у вас остались только невинные пейзажики и фотографии дворцов. Кстати, если между Германией и Советским Союзом царит вечный мир, отчего вы собираете эти сведения? Неужели ваш фюрер, несмотря на пакт о ненападении, все-таки что-то затевает?

Князь безмятежно улыбался, но его выдавали глаза: злые, полные ненависти.

— Да, то, что вы диверсант и шпион, доказать сложно, — продолжила Антонина. — Однако наши органы с этим, я уверена, справятся! Но, помимо этого, вы еще убийца!

Фон Зейдлиц вздрогнул, словно огретый хлыстом, а Антонина сказала:

— Вы ведь намеренно проникли, причем, думается, не один раз, в квартиру профессора Пугача, который ведет исследования в военной области. Вам было поручено саботировать эти исследования. Поэтому, пронюхав, что жена профессора встречается со своим любовником в том же отеле, в котором по случайности остановились и вы сами, вы, князь, решили использовать сей пикантный факт и не убивать профессора, как было наверняка задумано, а убить его жену и свалить все на Пугача, дабы его упекли в тюрьму или психушку или даже расстреляли за преступление, которого он не совершал! Посему вы убили Зинаиду Пугач, при помощи своего кофра тайно вывезли тело из «Петрополиса» и подложили в подвал дома профессора! А до этого подослали и ему, и жене писателя анонимки, в которых поставили их в известность об измене: вам ведь требовалось создать мотив для якобы совершенного профессором убийства жены!

Улыбка князя по мере того, как Антонина выкладывала факты, трансформировалась в жуткую гримасу.

— Вы ничего не в состоянии доказать! — рявкнул он, а человек в форме произнес: