Музыка дождя - Мейв Бинчи

Она знала, что, в чем бы Морин сегодня ни пришла, она будет выглядеть ослепительно, все будут смотреть только на нее, а не на виновницу торжества. Продавщица сказала, что поверить не может, что мадам собирается отмечать серебряную свадьбу, но это было в магазине. Ей надо было умаслить клиентку и заставить сделать покупку.

Эта продавщица не видела Морин.

Она затмит всех сегодня, как затмила двадцать пять лет назад. Когда невеста была красная и напуганная, а подружка невесты спокойна, элегантна, в розовом платье из льна и с большим розовым цветком в волосах. И Фрэнк Квигли не мог оторвать от нее взгляд.

И сегодня все будет так же? Вспомнит ли великий Фрэнк Квигли о своей страсти к Морин Бэрри? О той единственной, которую он не смог заполучить? Зная Фрэнка, он скорее будет считать, что это его победа, а не поражение. Он вспомнит о призе побольше, который смог выиграть: он женился на всем состоянии Палаццо.

Но она не будет думать о плохом. Не сегодня. Сегодня ее день, он будет ее днем больше, чем был день свадьбы. Они много старались для этого — долгие часы, долгие годы.

Десмонд взглянул на свое отражение в ванной. На него смотрел заметно помолодевший человек. Или, может быть, ему это просто показалось, потому что он чувствовал себя лучше. У него не было этой постоянной ноющей боли оттого, что надо идти на работу в «Палаццо». Сейчас ему нравилось ходить по утрам на работу.

Он предложил Сурешу Пателю начать развозить газеты по утрам. Люди с радостью читали бы свежую прессу, если им ее станут привозить до семи часов. И это был настоящий успех. Им помогал парнишка, который до школы успевал развозить газеты. Он привозил «Дейли мейл» Десмонду на Розмери-Драйв, так что Десмонд читал газету и оставлял ее Дейдре.

Его расстраивало нежелание Дейдры пригласить Суреша Пателя и его жену на праздник.

— Это только для тех, кто был на свадьбе, — объясняла она.

— Джона и Джин Вест на свадьбе не были.

— Не будь глупцом, Десмонд, они наши соседи.

— А Суреш — мой партнер.

— С недавних пор, и еще — он все равно никого не знает.

— Половина из приглашенных никого не знает.

— Будь благоразумным. Его жена даже не говорит по-английски. Что я должна говорить людям? «Это миссис Патель, жена партнера Десмонда, которая умеет только кивать и улыбаться»?

Он оставил этот разговор, но не забыл о нем. Он был уверен, что если бы Суреш Патель устраивал праздник у себя дома, то он пригласил бы Дойлов. Но ссориться не стоило. Если бы выиграл он, то ему пришлось бы весь вечер уделять внимание Пателям в ущерб другим гостям. А ему так хотелось пообщаться с сыном, который возвращался по собственному желанию, чтобы присутствовать на празднике. Возможно, теперь, когда он тоже смог отказаться от всего привычного, у них было больше общего. Может быть, непонимание между ними исчезло вовсе.

И он будет рад снова увидеть отца Херли. Даже в те далекие времена, когда священники должны были порицать любое проявление греха, он не осуждал их.

— Вы уверены? — спросил отец Херли.

— Да, анализы были положительными, — сказал Десмонд, побелевший от ужаса.

— Нет, я хочу сказать, уверены ли вы, что оба хотите этого? Это же на всю жизнь.

Тогда это был неуместный вопрос. Единственное, что представлялось тогда важным, — это сможет ли священник обвенчать их в течение трех недель, чтобы ребенок не был незаконнорожденным. Тот ребенок никогда не появился на свет. Они потеряли его накануне Рождества.

Он подумал, вспоминал ли отец Херли когда-либо об этом, думал ли он, что Анна, которую он позднее крестил, родилась через четырнадцать месяцев после их поспешной свадьбы. А до этого ее сестра или брат умер, так и не родившись.

Десмонд вздохнул. У отца Херли, наверное, было достаточно поводов думать о грехопадении человечества в Дублине. Вряд ли он тратил время на воспоминания о том, что случилось с теми, кого он венчал четверть века назад.

Анна проснулась в своей квартире около семи и сразу пошла к окну, чтобы посмотреть, какая погода. Стоял теплый осенний день — один из тех дней, когда Лондон особенно красив. Вчера она со своей подругой Джуди прогуливалась, и они насчитали сотню разных оттенков золотого и оранжевого на деревьях. Джуди сказала, что в Америке организовывали экскурсии для тех, кто хотел полюбоваться красками природы. В Лондоне тоже можно было бы проводить такие экскурсии.

Анна собиралась утром поработать. На Розмери-Драйв сейчас и без нее достаточно народу. Она приедет туда к трем, когда туда прибудет банкетная служба, чтобы помочь маме проследить за ними. Она умоляла Хелен не приезжать раньше пяти, когда церемония официально начиналась. Стоило только представить Хелен в одной комнате с профессионалами, которые занимались подготовкой, как ей становилось не по себе.

Хелен была в последнее время не в форме из-за проблем в монастыре. Кажется, остальные члены сообщества не хотели, чтобы Хелен принимала обет и становилась одной из них. Это то, что смогла понять Анна. Хелен, конечно, ничего этого не понимала, она лишь говорила, что это временные неприятности.

Анна вздохнула. Если бы она состояла в религиозном сообществе (это, конечно, было последним местом на земле, где она хотела бы очутиться), то меньше всего она хотела бы разделить эту обитель с Хелен. Присутствие Хелен всегда влекло за собой несчастье. Пару раз она заходила к Анне в магазин и, конечно, толкала стопку книг, которую никто до нее даже не задевал. В другой раз она смахнула кассовый аппарат и разбила монитор. На ее пальто кто-нибудь всегда проливал кофе. Анна надеялась, что Хелен не слишком часто в этот вечер будет говорить глупости.

Но что такого ужасного она могла сказать? Она могла бы сказать что-то про Брендона, например, «Как здорово, что мы заставили его вернуться»… Это было не так на самом деле, но папа бы подумал, что это правда. Или что папа ушел от Палаццо и теперь работает с премилым пакистанчиком. Хелен была единственной из окружения Анны, кто употреблял слово «пакистанчик» или «глазастенькая». Да, она могла бы назвать глазастенькой Ренату Квигли.

Анна босиком прошла на кухню, чтобы сделать себе чашку растворимого кофе. Вот еще один плюс ее одинокого существования. Кофе должен быть настоящим, молотым в кофемолке, от которой голова раскалывалась. Она бы не хотела всю жизнь прожить одна, но с каждым днем видела все больше и больше положительного в том, что не живет больше с Джо Эшем.

Он ушел так же легко и вежливо, как и пришел. Он поцеловал ее на прощание в щеку и сказал, что она раздула слона из мухи. И еще он сказал, что будет скучать по ней, взял достаточно ее дисков и дорогое покрывало, которое она покупала. Она молча смотрела, как он сворачивает его.

— Ты же мне его подарила, не так ли? — спросил он, улыбаясь.

— Конечно, Джо. — Не будет же она спорить из-за покрывала. Только из-за другой женщины в ее кровати.