Человек у руля - Нина Стиббе

– А что там говорится? – спросила я.

Сестра прочитала письмо озадаченным тоном с озадаченным выражением лица.

– Я не понимаю, – сказала она.

Мама приготовила себе кофе и попыталась сообразить, кто мог написать письмо и зачем. Она достала дополнительную чашку для мистера Лонглейди, который отлучился покормить пчел и должен был вернуться с минуты на минуту.

– Стиль действительно похож на мой, – сказала мама, имея в виду письмо, – но как будто я старше и более официальна.

В дверях появился мистер Лонглейди, и они сели выпить кофе.

– Извините, – сказала мама, – я так смущена и представить себе не могу, кто мог это сделать.

– Вам не за что извиняться, – сказал мистер Лонглейди, – все это гнусная клевета.

– Ну, то, что в письме говорится об акциях, вполне справедливо. Да и в прочих отношениях там почти все верно. Не знаю почему, но денежные потоки как будто бы пересохли.

И они стали обсуждать ситуацию.

– Стыдно признаться, но во всех денежных вопросах я совершенно безнадежна, – сказала мама.

– Это может быть непросто, – согласился мистер Лонглейди, что было совсем непохоже на укоряющего мистера Бокса. – Если хотите, я посмотрю ваши бумаги и, если смогу, что-нибудь посоветую.

Мистер Лонглейди провел у нас весь день и пообедал с нами, а поскольку, как и все другие мужчины, с которыми я когда-либо была знакома, обожал омлеты, на обед мы ели омлет с сыром и хлебцами. Часть документов он прочитал, часть взял с собой и на следующий день пришел поделиться своими соображениями.

И речи не было о том, чтобы ему встать у руля. Во-первых, счета – это слишком важно, а во-вторых, он признался, что в последнее время страдает от язвочек во рту и грудного кашля.

Мамино финансовое положение в высшей степени встревожило мистера Лонглейди. Он сказал, что от маминых акций не приходится ждать вообще никаких денег, и предложил ей срочно переговорить с папой. Мама объяснила, что ей не хотелось бы просить еще денег, в особенности после в высшей степени унизительного случая с «Экклес Топаз». Мистер Лонглейди сказал, что она должна в срочном порядке прояснить финансовую ситуацию.

Мистер Лонглейди, прибывший в одной рубашке, уселся за кухонный стол, он изучал бумаги, постукивая пальцем по строкам с цифрами в банковских выписках. И поминутно вопрошал, куда же ушли все эти деньги.

Через некоторое время он сказал:

– Миссис Вогел, я думаю, вы мне не все документы показываете.

И мама признала его правоту.

– Все указывает на то, что вы заложили этот дом, чтобы выплатить часть долгов, – сказал он.

Так оно и было. Тут мама расплакалась, и мистер Лонглейди проявил большую доброту и сказал, что она не должна винить себя и т. д.

Проблема заключалась в следующем. Как-то так получилось, что у мамы было очень мало живых денег, только акции, с которых понемножку поступали деньги, и на них она и жила. Акции там и сям она продала, и другие акции она тоже продала, а акции «Деталей машин Вогел» она продать не могла, потому что получила их при разводе вместо алиментов. Но она получила акции того подразделения, которое долгие годы едва держалось на плаву, и они никогда особенно много не стоили, и теперь, когда другие подразделения страдали от рецессии и не могли помочь, ДМВ опустилось на дно и практически перестало существовать.

Несмотря на богатый опыт – мать ее не любила, школа-пансион, где не приветствовалось воображение, исключение оттуда за хорошее воображение, брак с иконоборцем, – мама оказалась не готова к такому необыкновенному повороту событий, ей, как и многим представителям ее класса, и в голову не приходило, что с ней вообще может произойти что-то плохое.

Она заложила наш дом, чтобы помочь Чарли закончить отделку домиков, и когда деньги ДМВ перестали поступать, мама вдруг в буквальном смысле осталась ни с чем.

Мистер Лонглейди заходил к нам всю следующую неделю и просматривал документы, папку за папкой, и даже поговорил с банком в качестве маминого представителя и рассказал ей о возможных вариантах. Мистер Лонглейди сказал, что один вариант – перезаложить дом, а другой – продать дом и купить менее дорогой. Мама кивнула. А потом вдруг ему потребовалось ехать в аэропорт – встречать жену и дочерей.

Мама поблагодарила его, она даже сказала, что он сделал все возможное и невозможное и она не знает, как его благодарить, и дала ему тюбик геля для лечения язвочек во рту, который она купила в аптеке, где ей выдавали лекарства по рецепту. После того как мистер Лонглейди ушел, мама некоторое время сидела, театрально обхватив голову руками.

– Ты перезаложишь дом? – спросила я, дабы напомнить о ключевой части рекомендаций мистера Лонглейди.

– Я уже это сделала, – сказала мама, – я просто не показала ему эти бумаги. Думаю, нам придется продать дом, это практически то же самое, только нам еще придется переехать.

Пока мистер Лонглейди разбирался со счетами, Крошка Джек несколько раз заявил, что ничего не слышит с закрытыми глазами, и слова его вызвали у нас серьезное беспокойство, и все ужасно занервничали. Это происходило уже не впервые. Например, когда мама читала нам из «Хоббита» и мы с сестрой засыпали, убаюканные ее заплетающимся от выпитого голосом (он даже ее убаюкивал), Крошка Джек внимательно смотрел на маму.

– Укройся одеялом, – говорила мама, – закрой глаза и представляй.

И он отвечал:

– Но с закрытыми глазами я ничего не слышу.

Поэтому, когда в сковородке, где жарился омлет, произошел небольшой пожар и мистер Лонглейди всполошился и закричал, что ради предосторожности нужно всем покинуть дом, и мы стали звать Джека, который лежал на диванчике и покачивал ногой, а значит, точно не спал, но ничего не слышал, мистер Лонглейди, сражавшийся с крошечным огнетушителем, спросил:

– Он что, глухой?

И в конце концов сестра вылила на Крошку Джека воду из стакана и Джек подпрыгнул.

– Я н-не слышал, – сказал он. – У меня глаза были закрыты.

На следующей неделе мама отправилась в магазин «Сокровища для кухни от Диггори», чтобы купить новую сковородку для омлетов, и смотрела на красивую стеклянную посуду, которую она вдруг не могла себя позволить (прозрачные бокалы с разноцветными ножками), и тут внезапно осознала всю серьезность заявлений Джека. Она выскочила из магазина и кинулась к доктору Кауфману, чтобы проконсультироваться.

По дороге сестра проводила с Джеком различные акустические эксперименты, пытаясь его подловить. Но нужно признать, Крошка Джек ни разу не прокололся. И, что важнее, он ничего не придумывал.

Нас пустили к доктору Кауфману на этот необычный прием только при условии, что мы поклянемся вести себя тихо, так как для проверки слуха могут понадобиться лабораторные условия.

Но мы провели у доктора Кауфмана всего минуту, потому что он просто выписал направление в Королевскую больницу Лестера. Он даже позвонил туда и записал Джека на следующую неделю.