Орден. Дальняя дорога - Дмитрий Шидловский

Разговор закончился поздно за полночь. Усталый князь Андрей сложил бумаги, принесенные бароном, в свой походный сундук.

— Да уж, барон, — вымолвил он, — слышал я про хитрость византийцев, но ты их превзошел. Воистину, всех хитросплетений этих мне не постичь.

— Если править пожелаешь долго и счастливо, постигнешь. Ты умен и силен духом и уже освоил, что на поле брани бросаться на врата в лоб — верный путь к гибели. Тебе теперь надо освоить то же в делах государственных. Воину проще. Его враг очевиден. Для правителя главный враг всегда скрыт. В остальном же все тебе уже известно.

— И все-таки зачем мне нужно созывать думу, да еще самому ограничивать свои единовластные права, когда столько правителей правят, не связывая себя? Лишь в Англии парламент позволяет себе требовать от короля покинуть Лондон к ночи, оттого тот король предпочитает жить в своих французских владениях. Мне-то зачем это?

— Ты сам говорил, князь, что надо предотвратить драку между немцами и русскими. Самодержавные монархи правят в странах с единым народом. Если же он неоднороден, абсолютная власть возможна, если у этого народа есть единая цель — оборона от страшного врага или захват соседей. Ни того ни другого в Ингрии нет. Потому группы купцов, ремесленников и благородных будут стремиться установить контроль над властью. Если ты создашь думу, как указано в уложении, они будут бороться за преобладание в ней. Если оставишь за собой абсолютную власть, будут бороться за власть над тобой или за твое свержение, чтобы дать власть своему ставленнику. А так ты сможешь выступить добрым и мудрым судьей, когда они будут рвать друг другу глотки в думе. Кроме того, абсолютный монарх всегда окружен льстецами, а в думе до тебя могут достучаться те, кто действительно хотят что-либо улучшить в государстве или предвидят большую беду.

— Хорошо, зачем такой сложный указ о желающих поселиться и стать подданными князя Ингрии?

— Главное богатство страны — люди, ее населяющие. Надо привлечь в Ингрию самых деятельных и боевитых. Потому этот указ, прокатившись кличем по землям, поманит их. В Европе сейчас идет страшная резня. Самые буйные сложат голову на ее полях. Самые трусливые забьются в норы до лучших времен. Те же, кто готов строить и защищать свое, приедут к тебе. В Ингрии сейчас больше немецкого населения. Это плохо. Сейчас они боятся твоего гнева, но времена проходят. Объединившись, немцы могут свергнуть тебя или твоего наследника или просто начнут резню с русскими. В княжествах центральной Руси сейчас тяжело живется. Брат твой взял многие княжества на щит. Не всем это нравится. Бояре твоего брата много крестьян обижают. Они бегут. До сих пор те, кто хотел воевать, бежали в твое войско. Но те, кто хотел жить мирно, пахать, пасти стада, заниматься ремеслами, бежали в Литву. Пусть бегут к тебе. Потому для крестьян и мастеровых из Руси обещание надела или беспошлинного занятия ремеслами на три года.

— Да как же прокормить всех, кто придет?

— Деятельный человек сам себя прокормит. Ему надо лишь дать надел, пусть даже неугодий, и не мешать. Когда он поднимется на ноги, он и твою казну начнет пополнять.

— Да, но тогда, значит, я начну сманивать подданных у брата.

— У Литвы. Человек, желающий бежать, сбежит всегда. Надо, чтобы бежали к тебе. Брат сам указал тебе идти на север и княжить там. Это его воля. Ему достаточно, чтобы здесь был союзник. А справиться с этими землями ему сейчас не под силу. А раз стал правителем, забудь о родстве и дружбе. Твое княжество теперь — это ты сам. Его интересам ты должен подчинить себя. В ближайшие века они будут едины с Москвой, твой брат это понимает. Потому и отпустил тебя. По той же причине никто не должен знать о вашем родстве. Ты теперь для всего мира князь Андрей Ингрийский, и тем все сказано.

— Хорошо, объясни последнее. Почему уложение сопровождается запретом даже князьям и думе менять его сто лет? Почему не вечно? Почему не десять лет?

— Ты сейчас будешь великим правителем, создавшим великую державу. Твой завет будет уважаем в веках. Но ничто не вечно. То уложение, которое сейчас поможет твоему государству встать на ноги, будет тяготить его после, через века. За эти сто лет вырастут несколько поколений, для которых такая жизнь будет естественной. Они поменяют то, что будет мешать, не затронув основ.

— Далеко ты мыслишь, барон.

— Только дурак и святой живут сегодняшним днем. Правитель мыслит годами. Мудрый правитель, желающий, чтобы его государство жило в веках, должен мыслить столетиями.

Артем встретил Ольгу в день битвы под стенами Новгорода. Она нашла его на поле боя, когда он, после вылазки, с кружащейся от усталости головой, весь забрызганный кровью врагов, сидел на пригорке и тупо смотрел на городские стены. Победа не принесла радости. Он думал, что остановить эту кровавую карусель, наверное, не удастся никогда. Не будет того победителя, который, силой оружия разгромив врага, установит мир на земле. И придворные интриги, в которых так силен барон, здесь не помогут. «По-другому все должно быть, по-другому», — твердил он.

Ольга бросилась к нему, обняла, покрыла его лицо поцелуями. Было видно, что она очень волновалась за него. По полю бродило уже много женщин, выискивавших мужей, сыновей, братьев. Не всем везло, как Ольге, найти своих близких живыми, и над полем уже несся плач.

В объятиях жены он забылся от кровавого кошмара прошедших дней. После долгой разлуки Ольга постаралась окружить Артема всей нежностью и любовью, на которую была способна. Она не задавала никаких вопросов, ни о чем не просила. Она просто старалась дать мужу столько тепла и любви, на сколько была способна.

В родительский дом Ольга зайти даже не пыталась.

— Не простили они меня, — сказала она твердо. Услышав о поединке с братом, удивилась:

— Он же мог тебя убить, почему ты так рисковал?

Объяснения Артема, что он не хотел лишать жизни неразумного, но незлого человека, действия не возымели.

— Не любишь ты меня, не бережешь, — всхлипнула Ольга и надула губки.

Чтобы успокоить ее, потребовались полчаса и пара сережек, припасенных на Пасху.

Через несколько дней, придя от барона, Артем сказал, что они переезжают в Петербург, где будут служить князю Ингрийскому.

— Как скажешь любимый, — сказала Ольга. — А где мы будем жить?

— Барон сказал, что отдает нам свой дом, а сам перебирается в бывшие палаты Великого Кантора в замке, — ответил Артем.

Объяснение было принято с удовлетворением.

Артем продолжал тренироваться с бароном каждый вечер и утро. Теперь к ним присоединился и Питер, который тоже оказался учеником Рункеля. Выяснилось, что он все это время состоял при псковском посаднике.

Формально Артем больше не был слугой барона. После битвы он был назначен сотником над командой ландскнехтов, присягнувших князю Андрею. Князь спешил назначить в немецкие части как можно больше командиров, которым доверял.