Первая мировая война. Миссия России - Дмитрий Абрамов

— Большие были потери в Москве с нашей стороны? — спросил Гаджибеклинский, медленно и пьяно, словно с болью, проведя по лысине рукой.

— Я не знаю точно, Руслан Исаевич. На моих глазах погибли десятки наших: офицеры, юнкера, кадеты, студенты и даже гимназисты. При обороне дома градоначальника на Тверском бульваре в здании после того, как отдали приказ отступить, осталось около двухсот тяжелораненых и убитых. Легкораненым мы помогли отойти с нами в штаб округа. Что стало с тяжелоранеными, мне не известно. Наши потери в других местах исчислялись десятками человек. Но и после до утра 3 ноября в городе шли бои, и красные обстреливали и разрушали Кремль. Оставался ли кто в Кремле?… Думаю, что наши потери в Москве исчислялись в две — две с половиной тысячи человек, и ранеными в том числе…

— А ведь это все офицеры и добровольцы — цвет России… Страшно сказать! — обронил Пазухин, опрокидывая последний глоток самогона. — А вот капитан Туркул почти не пьет. Вы, капитан, в белом движении не случайно?

— Судите сами, поручик… В декабре прошлого года в Ялте начались окаянные убийства офицеров. Матросская чернь ворвалась в лазарет, где лежал мой брат. Пьяная толпа глумилась над ранеными, их пристреливали в койках. Брат Николай и четверо офицеров его палаты, все тяжелораненые, забаррикадировались и открыли огонь из револьверов. Матросня стала бить из винтовок и изрешетила палату. Все четверо погибли. «Великая и бескровная революция»!.. В дыму, в крови озверевшие матросы набросились на сестер милосердия и на сиделок, бывших в лазарете. Чернь надругалась и над той, которую любил мой брат. Выжив, снеся это унижение и позор, она добралась до Ростова и все пересказала мне. Уже даже потому я в белом движении. Про себя говорить не стану… — рассказал капитан.

Космин перекрестился. Гаджибеклинский вслед за ним. Остальные молчали. Кто-то скрипнул зубами.

— Рассказывают, что матросня топила флотских офицеров под Севастополем живыми. Скручивали руки за спиной, вешали камень на шею, другой привязывали к ногам и сталкивали с обрыва на глубину. Покойники и по сию пору стоят там под водой на глубине метров пять-шесть, — добавил Туркул.

— Господи, упокой души убиенных, — тихо произнес кто-то из хозяев.

— Помните, господа, как на вокзале в Черновцах пьяная солдатня срывала с нас погоны, била и плевала в лицо? — негромко спросил Пазухин, обратясь к Гаджибеклинскому и Новикову. — Ведь хотели и к стенке поставить, благо нашлись среди этой вшивой пехоты кавалеристы, не дали им нас, заступились, — добавил он.

— Оставь, ради Бога, Алексей! Мы все теперь сами пехота, точнее, егеря офицерского сводного стрелкового полка — морщась, словно от зубной боли, негромко остановил Пазухина ротмистр.

— Да, Кирилл, я завтра веду тебя к начальнику штаба бригады полковнику Войналовичу, и ты заполняешь бланк подписки о твоем добровольном вступлении в Белое движение и к нам в бригаду, — дружески прихлопнув Космина по плечу, сказал с улыбкой Пазухин, — Хватит прятаться от большевиков, пора заявить о себе открыто, — добавил он.

— Я всю дорогу от Москвы ехал переодетым, боялся, на станциях обыскивать будут. Но пронесло, — сказал Кирилл.

— А если бы обыскали и нашли погоны и удостоверение офицера? — спросил Пазухин.

— Вот, со мной! — достал и показал свой револьвер Космин. — В Москве еще поручик Ивашов подарил. Он ранен был. Мы его до дома дотащили, и когда расставались, он мне и вручил «на память», — с волнением, переживая нахлынувшие и не отболевшие воспоминания, сказал Кирилл.

— Спрячь, пригодится еще, — с улыбкой молвил Алексей. — Нальем еще, господа?!

— Наливай…

Забулькало и полилось по стаканам.

— А кто руководил или командовал вашим комитетом безопасности в Москве? — спросил с интересом Гаджибеклинский.

— Я слышал и сам видел полковника Рябцева — командующего штабом МВО, полковника Трескина — одного из руководителей сопротивления большевикам, подполковника Баркалова, что командовал артиллерией, были и гражданские руководители комитета, кажется, доктор Руднев. Но, что касается Рябцева, то о нем все наши отзывались не очень хорошо. Говорили, что разыгрывает из себя либерала и нерешителен, — отвечал Космин. — А что-нибудь известно о Горсте, о прапорщике Власьеве и моей 1-й батарее?

— Про вашу батарею ничего неизвестно, но слышал я, что капитан Горст после того, как начались переговоры в Брест-Литовске, отправился домой в Екатеринштадт, в Саратовскую губернию. Ведь немцы, по правде говорить, победили Россию. У этого педантичного немца хватит ума, чтобы не влезать в нашу междоусобную мясорубку, — ответил на вопрос Космина немногословный доселе Новиков.

— Какую Россию, ротмистр? Большевистскую, советскую? — с долей злости и удивления спросил Туркул.

— А что, сейчас есть какая-то другая? Другую мы пока еще не заслужили. Извините, не завоевали, не отняли у большевиков. В Москве-то и в Петрограде их власть.

— Валентин Николаевич, все в наших руках! — обращаясь к Новикову, воскликнул захмелевший Пазухин.

— Молчи лучше, Алексей. Мы еще пока сталкивались с толпами пьяной, опустившейся солдатни, с подонками и кучками черни, взявшей оружие, но не умеющей воевать. Настоящие, жестокие бои впереди. Посмотрим, что ждет нас под Ростовом. А вот Космин видел их боевые силы в деле и, верно, не даст соврать. А ведь в Москве был сильный офицерско-юнкерско-кадетский гарнизон, с добровольцами — четыре-пять тысяч бойцов. А чем все закончилось? — резюмировал Новиков.

— Валентин Николаевич, неужели ты не веришь в полковника Дроздовского — этого патриота и талантливого военачальника? Неужели ты не веришь в наши силы? В Яссах в нашей бригаде было всего восемьсот человек добровольцев — все опытные, боевые офицеры. Сейчас нас уже более двух тысяч, и наше число будет расти, — отбивался Алексей.

— Если бы не верил, не шел бы с вами, господа, от Румынского фронта сюда, вглубь России, сотни верст. Но наша сила в единстве. Надо быстро продвигаться на Дон, Кубань и Терек, объединить нашу бригаду с добровольческой армией Корнилова. Надо поднять казачество и соединиться с генералом Красновым, несмотря на то что он получает помощь, оружие и деньги от немцев и австрийцев.

— Да, господа, недооценивать большевиков и советскую власть нельзя. Это серьезный враг. Они умеют собирать силы в кулак и вовремя ударить там, где решается исход схватки. Уважаемый Валентин Николаевич совершенно прав. Московская трагедия показала это, — соглашаясь с ротмистром, подтвердил Космин.

— Медлить нельзя. Выжидать и скапливать здесь силы тоже нельзя. Надо скорее идти на Ростов. Взятие Ростова откроет нам дорогу на Северный Кавказ, в Поволжье, центральные губернии страны. Я думаю, Дроздовский понимает это, — резко и категорично высказался ротмистр и влил в себя стакан самогона.

— А как вам, господа, эта выдумка большевиков с введением в России католического, западного календаря? — спросил ротмистр Новиков.

— Белая гвардия и Белая Россия не примут это новшество, — категорично отрезал Гаджибеклинский.