Долго и счастливо? - Котов

подсказала мне, для чего я вообще существую. Чтобы я могла собраться с мыслями. Но в гостиной с ногами на диване сидит Шарлотта, и я сдержанно прошу ее сделать потише.

Она вздрагивает, только сейчас заметив мое присутствие, и поспешно убирает в карман фотокарточку, которую разглядывала, а в это время на экране Салли из «Корпорации монстров» пытается вернуть девочку-найденыша домой. Глаза Чарли заплаканные, а мультик она не смотрит. Это лишь фон, который помогает ей спрятаться. Я сама беру пульт и вдвое убавляю звук. Чарли не шевелится.

— Мороженого?

— Нет. Хотя… Да, можно. С шоколадной крошкой.

Я иду на кухню и возвращаюсь с двумя вазочками с пломбиром. Одну протягиваю ей. Какое-то время мы сидим в тишине, Чарли остервенело ковыряется ложечкой в мороженом, заглатывая его огромными кусками, словно участвует в состязании на скорость. Несколько капелек падает на диван. Мне хочется сказать ей, чтобы не спешила так, а то горло заболит, но, покосившись на нее краем глаза, я так и не решаюсь начать разговор первой.

— Что происходит с людьми после смерти? — спрашивает она через четверть часа.

Я облизываю губы, забираясь повыше на диван. Мы касаемся друг друга коленками. Я бы обняла ее, но я не сильна в тактильности. Для меня большая загадка, когда люди ждут от меня физического контакта, и, чтобы не возникло неловкости, я вообще редко дотрагиваюсь до собеседника. Удивительно, но из-за этого неловкость наоборот возникает.

— Они… они ведь не исчезают? — взволнованно продолжает Чарли. — Они ведь не могут просто исчезнуть, да? В смысле, мы, конечно, больше не можем их видеть, но где-то они еще есть? Должны же ведь они где-то быть! Потому что если нет… — ее нижняя губа дрожит, — если нет…

Из памяти проступает осунувшееся лицо моего отца, каким я запомнила его перед смертью: желтоватая пергаментная кожа, но еще теплые щеки и мудрый взгляд. Где он? Его тело под землей уже давно стало прахом, больше нет ни щек, ни глаз, даже костей уже больше нет. Но сам-то он где? Что значит умер?

— Какая-то часть тех, кто умирает, всегда остается с нами, — говорю я. — Ну, хотя бы потому что если бы не они, мы бы не были собой. Мы бы собой не стали. Как… ну я не знаю, как фигурки из глины, мы сформированы отпечатками чужих слов и чужих поступков. Можем ли мы сказать, что сегодня мы те же, кем были вчера, если меняемся непрестанно? Что такое смерть в мире, где все взаимосвязано?

— По-моему, бред, — раздраженно фыркает Чарли, дергаясь вправо, и я понимаю, что вышла осечка. Одно дело понимать людей, а совсем другое говорить нужные вещи в нужное время.

— Возможно, — сконфуженно улыбаюсь я. — Не знаю.

— Просто это ведь нечестно, да? Почему люди, которых ты любишь, уходят не вместе с тобой, а когда им вздумается? Получается, всю жизнь мы только и делаем, что встречаем новых людей, а потом все равно их теряем. Все, кого мы любим, нас бросают.

— Не думаю, что смерть значит конец, — мягко говорю я. В голову, как по закону подлости, приходят исключительно шаблонные фразы. Да уж, я дочь своей матери.

— Да дело не только в смерти! — Чарли перегибается через подлокотник и небрежно бросает пустую вазочку на пол. — Просто… просто зачем говорить «я никогда тебя не оставлю» и тому подобную чепуху, если заранее знаешь, что оставишь?! Это нечестно… нечестно, — она всхлипывает, отводя взгляд в сторону.

— Ох, Чарли-Чарли, — качаю головой я, а глаза у меня уже на мокром месте, и в горле стоит ком, который я все сглатываю и сглатываю, но встал он намертво.

— Вы… вы так похожи на мою маму, — сбивчиво произносит она, лишая меня последних крупиц самообладания. Я крепко сжимаю ее в объятиях, и мое дыхание становится таким прерывистым, будто весь воздух выходит из дыры в животе.

Я лезу в карман за платочком, но пальцы нащупывают что-то другое. Какую-то бумажку. Развернув ее за спиной у Шарлотты, я читаю следующие строчки:

Я могу вам помочь. Сегодня, в 7, Грин парк роуд, 13/2. Приходите одна. Б. Андерсон

И, сжав бумажку в кулаке, я замираю пораженная, чувствуя, как бьется сердце в груди этой девочки, такт в такт с моим.

И уже в 18:30, в кафе, расположенном в доме 13/2, я ломаю голову над тем, что все это значит, ожидая нашей встречи.

Когда я выходила из дома, начался дождь. Этого следовало ожидать: серое небо уже несколько дней угрожающе нависало над городом, обратив в свою серую религию дома, дороги и случайных прохожих. Улицы словно стали картинками из черно-белого кино. Как и все вокруг, я смотрела себе под ноги, чувствуя, как холод забирается под воротник пальто, целуя меня в шею, а ноги месят дорожную слякоть. Ветер то и дело выворачивал наизнанку мой старый зонт, вырывая его из рук, а волосы путались в спицах. Пока я добралась до назначенного места, с меня ручьями стекала вода. Грудь сжимала необъяснимая тоска, и я сама не знала, что было ее причиной. То ли несчастье Шарлотты, то ли моя собственная жизнь, на которую грех было жаловаться.

Я села за круглый столик и заказала кофе и венские вафли. Мне хотелось чего-то горячего, и я снова вспомнила про тот внутренний огонь, которого вожделела с такой страстью. Что мне делать со своей жизнью? Есть ли у меня природный дар, которому можно было найти достойное применение, или я обречена уйти в темноту, прожив пустую и никчемную жизнь? Когда смерть пришла за моим отцом, ему было что ей рассказать. Если вдруг завтра она явится за мной, все, чем я смогу поделиться, это глупые фантазии.

От этих мыслей мне стало совсем горько, и я вдруг вспомнила удивительный сон, который приснился мне, когда я была еще ребенком. В нем я стала одной из героинь своей любимой книги и в вымышленной действительности чувствовала себя как рыба в воде, смотря на мир чужими глазами и забыв, кто я есть на самом деле. Пробуждение принесло с собой боль. Я не она. Этой героини даже в природе не существует, как и всех прочих персонажей, как и этой вселенной, куда я бы так мечтала попасть. Я не она. И мне не стать ею, не сделать свою жизнь похожей на ее жизнь, сколько ни старайся, потому что между нами пропасть в целый мир. Осознание этого очевидного факта заставило меня глупо разрыдаться прямо в постели. Книга — это окно