Золотая ослица - Елена Черникова

- Прекрасная мысль, - ночной попутчик вздохнул. - Я давно завидовал Ему, это всё Его ребята медикам подбросили. Для амортизации. Я вам соврал.

- По обыкновению, - кивнула Ли. - Я продолжу? Там, в этой букве, все ваши и всё ваше. Вам должно понравиться...

Выхожу в коридор, спускаюсь на этаж к другу-учителю. Рассказываю про сцену в темном зале, про объятия на перроне. Друг-учитель говорит, что зря уехала наша подруга.

Я устала. Он кивает на свой необъятный диван и приглашает лечь. Я, естественно, с радостью ложусь, он рядом, голову я кладу к нему на плечо. И мы тихонечко беседуем, как и заведено у нас вот уже несколько лет. Гуляем по Москве и беседуем. Или сидим в тепле и беседуем. И на этот раз мы беседовали. Лёжа на его огромном диване. По ходу беседы, желая придать убедительность своим словам, я привстала, приподнялась на правом локте, а левую руку положила на его живот. Байковая клетчатая рубашка разошлась, показался кусочек тела.

- Смотри-ка, друг мой, - усмехнулась я, - мои руки машинально ведут себя так, будто мы тут собрались невесть чем заниматься. Это мы-то с тобой!..

- Да, действительно, а мой послушный орган реагирует на это так, как будто его приглашали реагировать...

Я посмотрела на его живот и увидела, что к ремню подкрался столб, готовый к употреблению. Джинсы ему стали тесноваты.

Я перепугалась. Заниматься э т и м с другом-учителем - подобно кровосмешению. Он мне родной человек.

- Испугалась, девчонка? - рассмеялся мой друг.

Но в следующую секунду его лицо изменилось и стало вдруг очень серьезным. А в следующую мы познакомились телами.

Из меня брызнула кровь, ей просто пора было брызнуть, но впечатление создалось забавное; мы развеселились, потом заметили, что надо не веселиться, а стирать простыни. Стали стирать, я забегала по его комнате в его клетчатой рубашке... Не скажу, чтоб мы почувствовали себя идиотами, но несколько секунд неловкости было. Мы стали сообщниками так неожиданно, что переварить это и не пытались. Самое забавное, что мы тысячи раз пребывали в этой ситуации: лежим и беседуем. Сидим и беседуем. Гуляем и беседуем. Так почему сегодня, именно сегодня мы вдруг вытащили "мужчину и женщину"?..

Приведя в порядок помещение и тела участников внезапного коитуса, мы решили разойтись спать по своим этажам. Он пошел провожать меня. Идем себе прогулочно мимо комнаты моих подруг. Дошли до моей двери и начали вежливо прощаться, как вдруг слышим позади легкий шум и жаркий шепот. Оборачиваемся: в десяти метрах от нас, возле комнаты моих подруг, спиной к стене стоит Первая, а Й ее уговаривает. Она вертит головой. Он в досаде машет рукой и уходит. Она стоит еще секунду, потом подхватывает длинный подол своего красно-зеленого балахона и бежит за ним. Судя по всему, догнала. Поскольку в обратную сторону никто не проходил и не пробегал.

Мы с другом переглянулись, в унисон пробормотали, что сегодня день такой, все трахают всех подряд, не разбирая дороги. И наконец простились. И я легла спать. Перед сном ко мне подошла моя мусульманочка и сказала, что она видела, как Й несколько раз входил и выходил из комнаты моих подруг, а ведь влюбленная Вторая уехала...

Я ответила ей, что лучше всего при таких делах - заниматься самосовершенствованием. Голова целее будет.

На следующее утро ко мне пришла Первая со ввалившимися черными глазами и серыми кругами вокруг. Без косметики.

- Ты видела? - спрашивает.

- Нет, - говорю я. - А надо?

- Что мы скажем ей через неделю, когда она вернется в Москву?

- Что у тебя роман с Й, - предполагаю я.

- Она уехала от него! А мы с нею живем в одной комнате. А я без него уже жить не могу.

Ситуация. Он, по ее словам, еще и любовник отменный, от которого невозможно отказаться добровольно. Он просто лучший из всех, кого она видела в своих объятиях в этой жизни.

Спорить невозможно, когда слышишь такое. Остается только поверить, тем более что у нас с нею в прошлом всего два общих экземпляра, весьма недурных, но не из тех, с кем хочется переселиться на необитаемый остров.

Начинаем думать, что соврать Второй через неделю.

- Давай так: ты ей ничего не скажешь, а она войдет в комнату и всё поймет сама, - предлагает Первая.

- Здорово придумано, - соглашаюсь я, - а главное, я ведь прямо сейчас собиралась бежать на телеграф с экстренным сообщением, а тут подвернулась ты и поведала мне, что стучать нехорошо...

- Извини, голова набекрень после вчерашнего... Но ведь ты ее (это про уехавшую подругу нашу) любишь и опекаешь. Ведь именно тебе придется ее утешать, - говорит мне Первая.

- Утешу, не беспокойся. А где в данный момент твой внезапный ненаглядный?

- В душевой. Ой, какой мужик, если бы ты знала!

- Какой? - заинтересовалась я.

И она рассказала, как и что делает с нею он. Оказывается, вон оно что. И подумать только. С ума сойти.

- Ты понимаешь меня? - взволнованно спрашивает меня подруга.

- Не то слово как, - убежденно киваю я.

Она уходит, немного успокоенная моим взвешенным отношением к ее приключению. Я не стала читать ей мораль, не удивилась и вообще отреагировала бесчувственно. Она не стала вникать в мои реакции, ей достаточно временного спокойствия. Должна сообщить попутно, что эта женщина вообще-то человек совестливый. Кроме того, что умная, талантливая и красивая. Совестливый человек попал в ситуацию, в которой надо сориентироваться как можно скорее. Отказаться от хорошего мужика она не в силах. Да и зачем, если та, Вторая - девственница, причем убежденная.

Через два часа меня вызывают на собеседование.

Й по-домашнему полулежит в кресле, Первая мечется и ёрзает.

Й обращается ко мне (а мы с ним, как вы помните, вчера отправили Вторую в поездку для раздумий) с речью, из которой следует, что в жизни всякое бывает (это для меня, как вы понимаете, крутая новость), и от меня требуется, как от свидетеля всех событий, хорошее поведение.

До сих пор всё было сумбурно, однако понятно и почти нормально. Наш дурдом тасует сам себя, то плачет, то смеется, постоянно трахается, но никто еще не смел требовать от кого-либо из нас, или мы друг от друга, многозначительного и подчеркнутого уважения к величественному обстоятельству типа: у мужчины имярек член повернулся сегодня в одну, а завтра в другую сторону, - и все трепещут. О, член повернулся! Надо же!

Я почувствовала себя неуютно, пообещала обоим полное соответствие и ушла. Мужчина по имени Й начал раздражать меня.

В том нежном возрасте, когда со мной все это приключилось, я еще не была крещена в православие. Думы о вечном, о Высшем, о разных смыслах и подходах, - всё это было еще впереди. А тогда я не понимала даже таких слов как "моё", "мне надо", "обида", "грех"... И многих других. В двадцать один год, может быть, пора задумываться о собственном предназначении. Но мне с детства оно казалось ясным. Отношение к мужчине было всегда нежным и трепетным. Мне очень нравились эти двуногие, с их амбициями, с претензиями на интеллектуальное превосходство, с их гордыми доказательствами мужества в виде твердого столбика плоти. И это были вовсе не куклы, в которые я играла, выйдя из кукольного возраста. Это была правда. Мужчина - это было лучшее из всех богатств, что выработало человечество... До сих пор у них не было недостатков в моих глазах. Как у биологического вида. Как у формы бытия. Как у эстетического направления. Как угодно. Я любила их так, как можно любить только свое любимое дело, профессию, может быть, творение. Не для своего личного потребления, а для красоты в мире. Не больше не меньше. Я любила мужчин. Больше всего на свете.